Особенно,... 
69 
Но сейчас, когда я носила его ребенка, мне казалось, что когда я возьму на руки своего малыша, я буду счастлива. Я уже любила свое дитя, и сила этого чувства убеждала меня, что то, что я испытывала к Габриелу, не шло ни в какое сравнение с этой новой любовью. Я ждала наступления весны, как никогда прежде — ведь с приходом весны появится на свет мой малыш. Но от этой счастливой минуты меня отделяла череда долгих мрачных дней.
Погода установилась сырая, и даже если не было дождя, вокруг висел туман. Он вползал в дом, как серый призрак, и за окном ничего не было видно. Я использовала любую возможность, чтобы все-таки выбираться на прогулки. Меня не пугал даже дождь, ведь было еще не холодно, и мягкая влажность, которую приносил южный ветер, придавала лицу приятную свежесть. Я чувствовала себя прекрасно, только торопила время.
С радостью я заметила первые зеленые черточки всходов на фоне черных полей поместья Келли Гранж. Это пробивались ростки пшеницы, обещая начало нового года и напоминая о скорой весне. Мой малыш должен был появиться в марте, а сейчас был ноябрь. Оставалось ждать еще четыре месяца.
Я была в Келли Гранж в гостях у Хагар, обратно меня отвез Саймон. Мы больше не вспоминали тот случай с монахом, но я все время была настороже. И бывали случаи, когда я внезапно просыпалась ночью от какого-то неясного сна и торопливо зажигала свечу, чтобы убедиться, что в комнате больше никого нет.
Мое отношение к Саймону очень изменилось, и это было результатом моей дружбы с его бабушкой. Хагар всегда встречала меня с радостью, и хотя на словах она не выражала свою радость от встречи со мной — все-таки она была родом из Йоркшира, и значит, не была склонна к внешнему проявлению чувств, — я, тем не менее, была уверена, что ей приятно находиться в моем обществе. А когда мы оставались вдвоем, разговор неизменно переходил на Саймона. Мне снова и снова напоминали о его достоинствах. Мне кажется, я понемногу начинала понимать его. Он был человеком прямым, иногда вплоть до бестактности. Мне казалось, только его бабушке удавалось немного смягчить его характер. Но он весь дышал здравым смыслом. Ему нравилось ставить перед собой трудновыполнимые задачи, которые любому другому человеку показались бы неразрешимыми, и доказывать, что это не так. Отчасти это можно было приписать честолюбию, но, тем не менее, это вызывало восхищение. Нельзя было сказать, что его не интересуют женщины. Хагар намекала на ряд каких-то запутанных ситуаций. Но никому из тех женщин он не предлагал руку и сердце. Хагар, впрочем, не видела в этом ничего предосудительного. Связь с женщиной, по ее мнению, была не столь страшна, как неравный брак.
— У него есть голова на плечах! — повторяла она. — Когда он соберется жениться, то выберет себе именно ту женщину, которую надо. Уж он не просчитается!
— Будем надеяться, — возразила я, — что та, кого он выберет, сможет сказать то же самое о нем.
Хагар была удивлена. Я думаю, ее поразило, что у кого-то может быть другое мнение о ее внуке. Это говорит о том, сказала я себе тогда, что даже у самых разумных людей бывают свои слабости. У Хагар это был, несомненно, ее внук. Интересно, а какая слабость была характерна для него самого? Или у него их вообще как таковых не было?
И все же я всегда буду благодарна ему за то, что он поверил в мою версию событий, произошедших в моей спальне. После этого я уже не могла относиться к нему с прежней холодностью.
Мы с ним попрощались, и я сразу же поднялась к себе.
День клонился к вечеру, и примерно через полчаса начнет темнеть. На лестнице и в моей комнате уже легли тени, и едва я открыла дверь, меня опять охватило чувство ужаса — как и тогда, когда я открыла глаза и увидела монаха.
Может быть, это был пустяк и не стоило так пугаться, но уж очень ярки были воспоминания: занавески вокруг моей кровати были задернуты.
Я подошла и рывком раздвинула их. Я уже была готова увидеть там монаха, но, конечно, там никого не было.
Я торопливо огляделась вокруг и прошла в туалетную комнату. Там тоже никого не было.
Я позвонила в колокольчик, и вскоре появилась Мери-Джейн.
— Зачем ты задернула занавески у моей кровати? — требовательно спросила я.
Мери-Джейн уставилась на постель.
— Но… мадам… я не делала этого…
— А кто же еще мог это сделать?
— Но, мадам, занавески у кровати не задернуты!
— Что ты хочешь сказать? Что я это выдумала? Я их только что раздвинула.
69 
