124 
И вот наступил тот прекрасный день, когда родился Габриел и стало известно, что он будет жить, а я скоро оправлюсь от тяжелых испытаний, которые для меня оказались еще более суровыми, чем могли бы быть — из-за огорчений, перенесенных мной в предыдущие месяцы. Я прекрасно помню этот момент: я лежала, обняв своего ребенка, испытывая ни с чем не сравнимое чувство покоя и усталости — одно из самых прекрасных ощущений, подаренных женщине природой. Ко мне приходили, меня поздравляли и неожиданно пришел Саймон.
Он уже говорил мне, что давно начал подозревать Деверела Смита. После смерти доктора он обнаружил проход в потайные помещения со стороны монастыря. Тогда утром, накануне Рождества, нам с Мери-Джейн не хватило совсем немного времени, чтобы закончить свои поиски. Стоило нам отодвинуть камни, которые в порыве отчаяния Мери-Джейн пнула ногой, и перед нами открылась бы лестница, ведущая вниз — в ту часть подземного хода, где она потом нашла одежду монаха. В конце концов мы узнали, что ход, соединяющий дом с подвалами, был построен одновременно с самим домом. Принимая во внимание чрезвычайные обстоятельства, которые могли возникнуть в любой момент, нельзя было пренебрегать таким отличным местом, где можно было укрыться, притом рядом с домом.
Несколько лет спустя, обследуя проходы, я обнаружила небольшое углубление, заваленное камнями. Отодвинув их, я увидела останки Фрайди. Тогда я догадалась, что Деверел Смит, должно быть, отравил ее и закопал в этом месте. От нее остались только кости.
Саймон пришел к выводу, что целью доктора было помешать мне родить живого ребенка, чтобы Люк унаследовал Ревелз и женился на Дамарис.
— Вот почему, — объяснил он мне, — я уделял ей столько внимания. Я видел, что молодой Люк не очень интересует ее, она скорее притворяется в его присутствии, и мне захотелось посмотреть, как будет вести себя ее отец, если за ней попытается ухаживать кто-нибудь другой.
— Разумное объяснение, хотя всему этому можно найти и другую причину.
— Какую же? — поинтересовался он.
— Она просто-напросто одна из самых красивых женщин, которую мне приходилось когда-либо видеть — да и не только мне.
Он усмехнулся. Казалось, он был доволен. Сейчас, когда я уже успела узнать его получше, я понимаю, что ему доставляла удовольствие моя ревность, а не воспоминания о чарах Дамарис.
Когда он стоял и смотрел на моего сына, мне показалось, я заметила тень сожаления на его лице. Я спросила:
— В чем дело, Саймон?
Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
— Он отличный парень, у него только один недостаток.
— Что такое, Саймон?
— Он должен был быть моим сыном, — ответил он.
Это было предложением руки и сердца — и поэтому, лежа тогда в постели рядом с моим ребенком, я испытала одну из самых лучших и счастливых минут в своей жизни.
Весной и летом мы продолжали строить планы на будущее. Так как мой сын Габриел в один прекрасный день станет хозяином Керкленд Ревелз, его надо было воспитывать и растить и в том, и в другом поместье — и в Ревелз и а Келли Гранж. А значит, в какой-то степени эти поместья будут объединены в одно целое.
Дядя Дик вернулся домой, и я с радостью приняла наши новые, более близкие отношения. На следующий год на Рождество он был моим посаженым отцом на пашей с Саймоном свадьбе. Когда мы с ним шли по проходу в церкви, я подумала: «Кончился первый этап в нашей жизни, начинается другая жизнь».
Потом я подумала о том, что нас ждет в будущем и выдержим ли мы те бури, которые ждут в семейной жизни двух таких упрямых людей, как мы. Жизнь у нас наверняка не будет гладкой. Мы оба своенравны, и никто из нас не любит уступать.
Но когда мы вышли на улицу и солнце улыбнулось нам в этот рождественский день, настроение у меня поднялось. Я была уверена, что больше бояться нечего: ведь мы любили друг друга, а любовь способна развеять все сомнения и страхи.
124 
