59 
— Что ж, раз ты все решил, так тому и быть. — Ее голос звучал далеко не так решительно, как хотелось бы.
— Я думал в первую очередь о тебе, — устало сказал он. — Мне бы не хотелось, чтобы ты как-то пострадала…
— Спасибо за заботу. А ты подумал об Элизе, обо всех наших знакомых? Кем я буду выглядеть в их глазах — брошенной женой, которой предпочли первую встречную, да? — Натали заметила, что на них начинают с любопытством оборачиваться посетители ресторана, и понизила голос. — Как я буду жить после всего этого, ты подумал?
Этьен сжал под столом кулаки. Вот что ее волновало на самом деле: как на это посмотрят окружающие. Глупец, он еще надеялся, что, сообщив о своем решении, сможет хоть как-то расшевелить эту женщину!
— Дорогая, поверь, ты окажешься в выигрышном положении. Тебя будут жалеть, а меня презирать. И думаю, очень скоро найдется тот, кто сможет тебя утешить.
Натали задохнулась от возмущения.
— Как он смеет быть таким циничным? Сузив глаза, она окинула мужа презрительным взглядом.
— Надеюсь, что найдется! И сможет понять… — Она оборвала себя и, схватив сумочку, встала. — Спасибо за прекрасный ужин. Я более чем сыта. Я увожу.
Этьен, подзывая официанта, тоже поднялся. Он был взбешен, меловая бледность залила лицо.
— Подожди минуту, я только заплачу по счету. — Он с трудом сдерживался от того, чтобы не сорваться на крик. — Мы поедем домой вместе.
— Мы больше ничего не будем делать вместе. Никогда.
Натали, не обращая внимания на окружающих, решительно направилась к двери, глотая слезы. Она была разбита и обессилена. Забраться бы сейчас под одеяло, спрятаться от всех, исчезнуть. Никогда — это такое страшное, такое отчаянное слово. И уже ничего невозможно изменить…
Этьен догнал ее уже на улице и, подозвав такси, почти насильно усадил в машину. Всю дорогу они молчали, стараясь держаться как можно дальше друг от друга. Натали комкала в руках платок, Этьен перебирал дрожащими пальцами холодные монеты в кармане пиджака.
Когда они вошли, в гостиной было пусто:
Элиза, наверное, поднялась к себе. И Натали обрадовалась этому, меньше всего ей хотелось, чтобы мама увидела ее заплаканное лицо.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — напряженным голосом спросил Этьен.
— Я хочу вернуть тебе вот это! — Натали резким движением сорвала с пальца обручальное кольцо и со звоном бросила на стол. — Насколько я понимаю, оно мне больше не понадобится. И забери свой подарок!
— Дорогая, успокойся. Ты разбудишь Элизу, если будешь так кричать.
Этьен старался говорить спокойно. Боль и ярость затопили его сердце. Натали была так близка, стоило только сделать пару шагов и обнять ее, поцелуями осушить слезы, подхватить на руки и унести далеко-далеко… Но она не хотела этого. Она, наверное, с отвращением оттолкнула бы его, попытайся он приблизиться. Слишком поздно.
— Давай хотя бы простимся по-хорошему. Все-таки мы долго прожили вместе. И иногда нам было очень хорошо вдвоем, — сказал Этьен тихим голосом. — Если ты помнишь…
Натали, отступив назад, прислонилась к стене. Что она натворила! Если бы только можно было все вернуть назад… Как она будет жить без его рук и губ, без сладких прикосновений, без его хмурости или улыбок? Ей незачем просыпаться завтра утром, потому что Этьена не будет рядом.
— Ты слышишь меня, Натали? — Мягкий голос мужа заставил Натали вздрогнуть — Я улетаю рано утром, мне еще надо собрать вещи. Да и ты выглядишь усталой. Давай простимся, хватит с нас ссор.
— Прощай, — прошептала Натали. Ей пришлось изо всех сил ухватиться за перила лестницы, чтобы не упасть.
— Прощай.
Уже три недели Этьен, просыпаясь от ласковых прикосновений солнечных лучей, слышал мерный шум и плеск моря за окном. Он жил, как в тумане: выпив утром чашку кофе, целыми днями лежал на пляже, пропуская сквозь пальцы струйки горячего песка. Или отправлялся бесцельно бродить по пустынному берегу. Или уезжал в многолюдные Афины и, смешавшись с шумной толпой, часами блуждал по лабиринтам улиц, заходил в маленькие таверны, пил горьковатое прохладное, вино.
Но где бы он ни находился, мысли о Натали постоянно преследовали его. Потеря любимой женщины — это как потеря самого себя. Он совершенно забыл о работе, о делах и заказах, о тиражах и выгодных сделках. Он повторял как завороженный дорогое имя — это была его ежедневная молитва.
Почему Этьен приехал именно в Грецию? Здесь все напоминало о медовом месяце, шептало о несбывшемся счастье — море, горы, солнце. Он носил в себе жгучую боль и даже был этому рад. Если бы Натали в тот вечер попыталась его удержать — взглядом, жестом, тихим словом, — он остался бы в Париже. Но Этьену невыносимо было оставаться рядом с ней, слишком тяжелыми были последние месяцы.
59 
