92 
Та прижала уши и предупредительно зарычала, даже своих хозяев не захотела признавать. Ещё рыкнула и замолотила хвостом, как бы извиняясь за свою грубость.
— Ах ты, холера! — улыбнулся Игнатий. — Разве можно зубы на нас скалить. Я вот тебя! — Он подошёл отнял от соска одного щенка с раззявленным ртом и показал Егору. — Иде ж она рыжего женишка отмахнула? Лапки толстые, крепкий будет кобелёк.
— В Харбине приблудилась лайка. Хотел кобеля с собой взять, а он вдруг пропал. Зверовая была собака. У твоего соседа маньчжура петуха умыкнула в первый же день и в дом принесла.
— Ге! Вона испортил Верку — и поминай как звали. Вот прокуда, взыскать не с кого.
Верка беспокойно стрясла щенков и встала, жалобно поскуливая и не отрывая глаз от рук Парфёнова. Вспрыгнула ему лапками на грудь, потянулась к поднятым ладоням, умоляя вернуть рыжего сынка.
Подошёл Степан. Поймал собаку за ошейник и сунул её в землянку. Она заревела там, царапая и грызя дверь. Эвенк подобрал щенков, опустил первого на ровный срез высокого пня. Щенок пополз, пикая и перебирая непослушными лапками.
Оборвался и упал на мох. Степан молча отложил его в сторону. Положил на пень второго. Им оказался тот самый рыжий и головастый кобелек. Он осторожно тронулся и только лапки почуяли край, напрягся спиной и, чуть не свалившись, судорожно отполз назад. Двинулся в другую сторону, но везде натыкался на пугающую пустоту.
— Ты глянь на него! — удивился Егор. — Слепой еще, а какой сметливый.
Степан снял осторожно рыжего и отложил в другую сторону, заменив его третьим щенком, который сразу же кувырнулся в мох. Ещё два щенка выдержали испытание и не упали. Их-то эвенк подверг новым урокам. Брал по очереди за шиворот, встряхивал.
Один завизжал и попал в кучу к упавшим с пня щенкам. Потом он долго осматривал пасти и лапы у оставшихся двух, поднимал их за кончики хвостов. Оба молчали, а рыжий даже еле внятно зарычал. Лицо Степана от этого засветилось радостью, и он довольно прищёлкнул языком.
Положил их под выворотень, а остальных собрал в шапку и понёс к ручью. Егор понял, что неудачники обречены, но возражать не посмел, хоть было и жалко их. Долгие века скитаний с собаками по тайге давали эвенкам право на мудрый и жестокий отбор.
Кормить пустолаек и ленивых псов нельзя, собаки сами должны кормить хозяина и терпеливо сносить все тяготы. Должны стать сообразительными уже в утробе матери, чтобы выжить в огромном и суровом мире.
Выпущенная из землянки сучка кинулась под выворотень, облизала своих детей, которые ещё слепыми выиграли первую схватку со смертью. Озадаченно порыскала вокруг глазами, тоскливо взглянула на стоящих людей и успокоилась.
Щенки взахлёб сосали молоко, уминая шерсть на брюхе Верки короткими лапками, не ведая ещё, какой откроется через пару недель удивительный мир, полный запахов, звуков, опасностей.
Одурманенная летним зноем долина.
Копачи соскребали со дна проходнушки матовые крупинки золота, доводили шлих в изработавшихся лотках. Тёмная яма ручья манила прохладной глубиной, хотелось окунуться и смыть пот. Прыткие хариусы всплёскивались у переката, собирая наносную живность.
Над чумом вился дымок, разомлелые олени спасались от комарья в дымокурных балаганах из поставленных большим костром молодых листвянок. Женщины занимались выделкой шкур, стряпнёй, шитьём зимней одежды.
Степан мастерил новые нарты, ходил изредка на охоту. По утреннему туману завалил на болоте сохача. Часть мяса опустили в ручей, часть нанизали на палки крупными кусками и подвесили над дымом костра.
Веркины щенки уже резво сновали под ногами, пробуя неокрепшие голоса. Рыжего кобелька Парфёнов почему-то окрестил Мамаем, видимо за наглость и свирепость. Сучонку — Грунькой, в память о ещё какой-то зазнобе.
Чем выше били шурфы по ручью, тем богаче становились пробы. Рассечками Игнатий шёл точно по струе, Егор пробовал на лоток боковые пески и удивлялся нюху старого приискателя. Степан один раз тоже опустился под землю, поползал малость в жиже и опрометью кинулся назад.
Не по себе было во тьме суеверному эвенку. Наверху помогал, высыпал поднятые воротом корзины, ковырялся в песках тёмными пальцами и, не увидев ничего примечательного, безнадёжно махал ладошкой.
— Следа собсем нету… как иво найдёшь, могун… зверь куда лучше. Собсем плохо! Много людей вся тайга перекопал, оленям мох нету. Шибко плохо.
92 
