Ульрик накормил ее похлебкой с ложки, потому что руки Аурианы были связаны за спиной прочной веревкой. Она заметила, что за юношей тянется по влажной листве что-то длинной и белое, как веревка, и поняла, что Одберт, или кто-то из его товарищей, привязал к поясу Ульрика хвост, чтобы подразнить и помучить беднягу.
— Будь благословен, добрый Ульрик, — прошептала Ауриана между глотками. — Они опять забыли накормить меня.
Ульрик ближе наклонился к ней, пяля на девушку свои грустные коровьи глаза.
— Мой брат скоро придет сюда, — зашептал он ей на ухо детским голоском, — чтобы причинить тебе большое зло.
Ауриана почувствовала, как страх сковал ее тело.
— Что ты такое говоришь, Ульрик?
— Мой брат только что сказал, что тебя отдадут не ему, а мне, и потому он страшно рассердился.
— Неужели Видо всерьез хочет сделать это?
— Нет. Он никогда не женит меня на тебе, — слова эти были произнесены без всякой обиды, скорее с чувством жалости к Ауриане. — Но отец сделал все так, что Одберт поверил ему. И сейчас собирается… собирается…
— Воспользоваться последним шансом и овладеть тем, что выскальзывает у него из рук.
— Мне так жаль тебя. Так жаль… — Ульрик обхватил голову руками и тихо заплакал.
— Успокойся, Ульрик, прошу тебя! — прошептала Ауриана. Юноша засопел. — Ульрик, а правда, что кубок, в котором ты принес мед, сделан из дорогого стекла?
Ульрик утвердительно кивнул, и в его глазах зажегся на мгновение огонек гордости за свою собственность, привлекшую внимание Аурианы.
— А хочешь поменяться — ты мне дашь этот кубок, а я тебе свое серебряное ожерелье с гранатами.
— Но ты же сильно продешевишь! Ожерелье стоит намного дороже, чем кубок.
— Ну и пусть. Это мой каприз и меня не интересует цена предметов!
— Тогда держи, я согласен, — и он привязал кубок в виде рога к поясу Аурианы, а затем плотно запахнул полы ее плаща. — И не надо мне ничего взамен.
— Нет, Ульрик. У тебя ведь и без того так мало красивых вещей…
— Ульрик сделал подарок своей доброй сестре.
— Ульрик, если я останусь жива, и Бальдемар одержит победу, я разыщу тебя. Все наши сторонники будут обходиться с тобой почтительно и дружелюбно, я клянусь тебе именем своей матери. Ты сможешь служить Бальдемару гонцом.
К месту, где они находились, быстро приближались пять ярких огней, это были факелы; вскоре послышались шаги, звуки хлюпающих по жидкой грязи и влажным листьям кожаных подошв. Ульрик в ужасе застыл на месте, сидя на корточках, — из сильно наклоненной миски похлебка маленькой струйкой текла на землю. Ауриана взглянула на приближающихся. Ей было хорошо видно освещенное факелом толстое, покрытое каплями пота лицо с пухлым детским ротиком, как у Гримельды, и твердым, как кремень, взглядом мутных глаз. Одберт!
— Посмотри-ка, Ранульф, — сказал он, обращаясь к одному из своих спутников. — Не правда ли, их вовремя застукали? Я уверен, что мой испорченный младший братец был уже готов оседлать свою невесту, не дожидаясь свадьбы! И можно ли винить в этом нетерпеливого петушка? Взгляните на нее!
Он поднял свой факел и осветил им Ауриану с головы до ног, как бы демонстрируя ее своим товарищам.
— Запомните хорошенько эту девицу, которую оспаривают друг у друга два брата, — посмотрите, какая она сильная, какое у нее красивое упругое тело! Эта молодая кобылка еще полудикая, боюсь, ей требуется более умелый наездник, чем ты, мой младший братец, чтобы укротить ее. Она, пожалуй, сбросит тебя на землю.
Ауриана изо всех сил прижалась спиной к дереву, чувствуя панический ужас, который, наверное, испытывает жертва при виде неотвратимо надвигающихся на нее клыков и когтей хищника. Одберт приподнял Ульрика за шиворот и, рявкнув что-то нечленораздельное, швырнул его в кусты.
— Братья должны делиться, или ты думаешь иначе? — крикнул он Ульрику и начал торопливо развязывать ноги Аурианы. — Ты будешь брать ее каждую ночь после свадьбы. Я обещаю вернуть тебе ее такой же, какой взял — почти такой же! Единственное, чего ты больше не найдешь в ней — это ее цветка девственности.
Ауриана старалась скрыть свой ужас, инстинктивно чувствуя, что это распалит его больше. Она запретила себе думать о том, что недавно случилось с ее матерью, потому что боялась: воспоминание об этом вызовет у нее приступ исступленного безумия.
Одберт поставил ее на ноги и начал подталкивать в спину, заставляя двигаться вперед по тропинке. Руки Аурианы оставались все еще связанными за спиной. Ранульф и остальные воины следовали за ними на некотором расстоянии; Одберт знал, чтобы удержать ее, потребуются несколько крепких мужчин.