93 
— Но это же безумие! Я не могут позволить всем вам умереть так бессмысленно, ведь ваша попытка спасти меня все равно обречена на неудачу! Я сдамся им. Таким образом, не ты уступишь меня противнику, а я добровольно предамся ему в руки.
— Нет, Ауриана. Как я смогу глядеть в глаза окружающим, когда вернусь в лагерь Бальдемара целым и невредимым, но без тебя — оставив тебя в змеином гнезде нидингов, где ты станешь женой этой свиньи — сына Видо.
— Ты объяснишь это тем, что решил спасти жизнь своих людей. Пусть лучше я одна пострадаю.
— Я не могу!
— Будь проклята твоя гордыня! Тогда раздели со мной мою участь. Сдайся в плен.
Из стана противника раздался хриплый торжествующий крик:
— Ну что, приятели? С вас Достаточно или еще хотите? Пришлите нам сюда дочь Бальдемара, и мы отпустим вас подобру-поздорову!
Ауриана узнала голос Одберта. Положив руки на плечи Витгерна, она сказала:
— Если ты разделишь мою участь, Бальдемар не станет гневаться. Он поймет, что ты, по крайней мере, не бросил меня одну. Тем, более, что настанет день, и ты сможешь вновь оказаться на свободе. Что же касается меня, то будь уверен, так просто я не дамся, что бы они ни замышляли на мой счет, прежде всего им потребуется сломить мое сопротивление — а это будет сделать непросто.
Витгерн задумчиво глянул вниз на плотные шеренги хорошо вооруженных противников, затем на своих воинов, которые потеряли всякий настрой драться, потому что видели, что сердце Аурианы не лежит к этому. Время от времени он сердито хмурился и поправлял повязку на пустой глазнице, думая, что этим он скроет от окружающих свою полную растерянность.
Но Ауриана не стала ждать его ответа; она подошла к одной из жриц и попросила у нее белый плащ. Когда девушка проходила мимо Деция, она быстро прошептала так, чтобы ее слова мог слышать только он:
— Прощай, мой добрый друг!
К ее удивлению, в глазах Деция стояли слезы. «Наверняка, это от пыли», — подумала Ауриана.
Вернувшись на край косогора, она подняла на копье белый плащ и помахала им в воздухе. Белый цвет был цветом мира, потому что сама Фрия, Ткущая Полотно Мира, носила белые одежды; белыми были ее голуби, символ любви; белыми были ее мысли — облака; белым был льющийся лунный свет, окутывавший с головы до ног саму Фрию.
На равнине у подножия холма сразу же, как по команде, все копья опустились вниз. Ауриана, обернувшись, взглянула на Витгерна. Чуть помедлив, он все же подошел и стал рядом с ней.
Ауриана не знала, что испытывали в этот момент воины, стоявшие за ее спиной — облегчение и радость, или жалость и сочувствие к ней, — той, которая купила их жизнь ценой собственной свободы.
Ауриана увидела Одберта, скачущего верхом на огромном вороном жеребце, которого ему наверняка подарили его римские хозяева. Он ухмылялся ей. Костяная рукоять его меча была усыпана рубинами, на сбруе его коня красовались серебряные круглые накладки, сверкавшие на солнце. Внешне Ауриана хранила полное спокойствие, но внутренне она вся сжалась, ощущая полное отчаянье и безнадежность своего положения.
«Не может быть, чтобы это был мой конец! Неужели Рамис прокляла меня за отказ идти с ней? А какой отвратительный этот Одберт! Он облизывается словно пес, увидевший лакомый кусок».
Ауриана подавила охватившую ее панику, принявшись внимательно наблюдать за строем противника. Она измерила на глазок расстояние между лошадьми, обратила внимание, чем вооружены всадники, и как они ведут себя. Поискав глазами, она нашла, наконец, те механические приспособления, которые стреляли тяжелыми стрелами, и поняла, что их возят на специальных подводах в обозе военного отряда.
Одберт тем временем бросил веревку одному из молодых воинов отца, и тот связал Ауриане и Витгерну руки за спиной, после чего оба они были посажены верхом на лошадей, поводья которых крепко держал другой воин Видо, ехавший рядом с пленниками. Ауриана, поразмыслив, решила, что в лагерь они прибудут через двое суток. А оттуда уже трудно будет бежать.
* * *
Видо вернулся в свой шатер, разбитый посреди бревенчатых стен древней кельтской крепости. Дождь барабанил по крыше из натянутых кож. От сырой погоды у Видо ломили кости. В шатер вошел часовой вместе с Сердиком, худым нервным юношей, который служил у Видо гонцом.
— Девица захвачена! — сообщил Сердик. Он скакал всю дорогу стремительным галопом, опередив отряд Одберта, чтобы сообщить Видо радостную весть. — Они прибудут завтра на закате солнца.
93 
