788 
– Ну пошли, что ли? – пробормотал Рагнар, нехотя, бочком, выбираясь из кареты.
– Ох, не знаю! – вдруг запаниковала Меридит, так и не приспособившаяся к дамскому платью. – Как мы людям на глаза покажемся? У нас вид, будто у ряженых комедиантов!
– А у них самих лучше, что ли? – самоуверенно усмехнулся Эдуард. Он единственный умел носить придворный костюм, смотрелся в нем вполне органично и ни малейшей неловкости не испытывал. К королевским приемам принцу Ольдонскому было не привыкать.
Чего нельзя было сказать о принце Оттонском. Рагнару доводилось не раз и не два входить в чужие столицы победителем во главе войска. В качестве мирного визитера в составе отцовской свиты – гораздо реже. А в роли жениха – никогда прежде! С непривычки он совсем оробел.
– Да ладно! Ты же пока не на свадьбу явился! – напомнила Энка. – Невесту твою еще отыскать надо. Шагай вперед, нечего время тянуть! – Она чуть не силой подпихнула рыцаря по направлению к крыльцу. – Иди, поздоровайся, как культурный! Иначе что про нас подумают? Совсем, скажут, идиоты приехали, и туда же, в женихи метят!
Слова сильфиды Рагнара отнюдь не ободрили, но всетаки он пошел – куда было деваться? И очень скоро позабыл свое недавнее смущение, потому что Бонавентур Девятый оказался своим в доску мужиком! Ну просто дядька родной, а не чужой король! И порядки при дворе его были вольными, без всяких дворцовых выкрутасов вроде правил этикета.
Ах, как же приятно было сбросить с себя неудобные камзолы и ботфорты, корсеты и кринолины и облачиться в привычные, простые одежды, подобающие воину! Особое облегчение испытала Меридит, она серьезно опасалась, что дамский наряд ускорит процесс перевоплощения в троллиху. Но на какие жертвы не пойдешь ради дорогого друга!
– Бедные детки! – сочувственно покачал головой король Кнусский. – Стоило ли так мучиться, да еще в дороге! Мы тут, в замке, все запросто ходим!
Для наглядного подтверждения своих слов он распахнул горностаевый плащ. Под ним оказался порядком застиранный шлафрок с заплаткой на пузе.
Эдуард опешил. В детстве от отцовских придворных ему не раз приходилось слышать насмешливые байки о наивной простоте нравов южной знати. Но действительность, как оказалось, превосходила самые невероятные слухи. Да и могли ли ольдонцы, воспитанные в системе строжайших дворцовых правил, учитывающих буквально каждый чих – как стоять, как смотреть, как говорить, как кашлять и сморкаться, – регламентирующих каждую деталь костюма вплоть до последней булавки, представить, что есть на свете края, где сам король выходит встречать важных гостей в нижнем белье!
Наверное, принц не сумел скрыть охватившие его эмоции, потому что король счел нужным оправдаться:
– Ведь это я со скорби не одемшись! Ни до чего мне нынче, совсем руки опускаются. Горето какое! Единственная дщерь пропала! Уж вы, ребятки, постарайтесь, утешьте отца, сыщите чадо мое ненаглядное!
– Сыщем, папаша, не сомневайся! Нам не впервой! – Рагнар посвойски хлопнул потенциального тестя по плечу. – И не такое с нами бывало. Знаем, что конкретно искать – уже хорошо! Полдела, считай, сделано!
– Вотвот, – тихонько хихикнула Энка, подумав о своем: «Горе царству моему, горе моему народу!»
После побожески короткого (всего за пять часов управились!), преимущественно рыбного пира (к слову, кнусская кухня оказалась совсем не такой плохой, как можно было ожидать), король самолично проводил гостей через весь замок в угловую башню. Там, под крышей, вдали от придворной суеты, располагалась уютная девичья опочивальня, теперь, увы, опустевшая. Оттуда была похищена принцесса, там надо было искать следы преступления.
Королевский замок оказался довольно большим даже по строгим северным меркам. Построенный в Средние века, он изобиловал длинными узкими коридорами, винтовыми лестницами, потайными ходами и зачарованными комнатами без окон и дверей – в них может проникнуть лишь тот, кому ведомо тайное заклинание ключа, особое для каждой комнаты. Посовременному просторных залов и галерей насчитывалось совсем немного. Обставлены они были не без претензии на королевскую роскошь, но даже здесь из каждой заколоченной дыры и законопаченной щели, из каждой заштопанной прорехи выглядывала вездесущая бедность, никого, впрочем, не смущавшая. Ее просто не замечали, как не замечали пятен ржавчины на старинных доспехах, расставленных вдоль стен, годовых наслоений пыли на дубовых столешницах, скамьях и портретах предков, шлейфов паутины по темным углам, – видно, здешние слуги не привыкли утруждать себя работой.
788 
