27 
– Придется взять тебя в Гильдию учеником, – пояснила диса, скептически разглядывая хлипкую фигуру пленника, – карьеру ты, конечно, не сделаешь, но зато принесешь некоторые клятвы и обеты…
Те, кто подобно Хельги, Меридит и Энке вступали в Кансалонскую гильдию обученными воинами, должны были лишь провести показательный поединок, подтверждающий квалификацию, и подписаться под Уставом.
Почему так не повезло ученикам – неизвестно, но с них полагалось брать такие страшные клятвы и обеты, а нарушение их грозило такими бедами, что очень немногие решались принести их по доброй воле.
Принц благодаря воспитателю был прекрасно осведомлен обо всех правилах Гильдии, в том числе касающихся учеников, но это его не остановило. Гильдия давно стала его тайной романтической мечтой, поэтому теперь он проявил неожиданный для всех энтузиазм.
– Что, прямо сейчас? – удивилась Энка. – А ты не можешь подождать, пока поедим?
Эдуард не желал ждать. Ему хотелось, как можно скорее, пока страшные твари не передумали, обезопасить свою персону. Ведь воина Гильдии, даже простого ученика, можно убить только на поле боя, будучи нанятыми в войска враждующих сторон или на поединке при свидетелях. Но вызвать на поединок ученика может только другой ученик. Вот так!
– Ну тогда повторяй за мной, – согласилась Меридит. – Я, такойто, такойто…
– Я, такойто, такойто…
– Да не «такойто», а имя свое говори, осел! – подсказала Энка.
– Я, принц ЭдуардКаролХенгист, наследник Ольдонского престола…
– Приношу клятву Уставу… Кансалонской гильдии Белых Щитов… Ах, демон побери! «Поступая в обучение» пропустили! Ну ладно, не суть!.. И наставнику моему… сотнику Ингрему…
– Эй! – завопил сотник Ингрем. – Почему мнето?!
– А кто обещал с ним возиться?.. «И нет для меня отца, кроме Наставника, и нет для меня закона, кроме Наставника, и нет для меня богов, кроме Наставника, и никто я до слов Наставника…»
Принц старательно повторял слова клятвы.
– Ну вот! – радостно объявила диса после долгого перечисления напастей, грозящих клятвопреступнику. – Теперь ты полноценный ученик! Иди и облобызай наставнику сапог.
Хельги резво отскочил от приближающегося принца:
– Ай! Уйди! Оставь мои сапоги в покое!
Эдуард замер в нерешительности.
– Ладно, не лобызай, если он не хочет, – милостиво разрешила диса. – Мы никому не скажем.
– Идиотская церемония, – ворчал Хельги. – Не желаю я быть никаким отцом или законом. Надо было найти Гила, пусть бы ему клялся. Куда делся твой Гил?
– В последнем селе задержался, по важному делу.
– Знаю я его дела. Не иначе девицу снял.
– Какая разница? – возразила Энка. – Гил не может иметь ученика, у него нет ранга.
– Присвоили бы ему ранг.
– Кашевару?
– Ну и что? Кашевар тоже воин.
– Хельги, счастье мое, хватит ерунду болтать! Суп стынет!
– Вот именно! – Энка щедрой рукой протянула сприггану миску.
Тот поморщился, но съел. Диса тоже съела. И даже проголодавшийся принц съел несколько ложек. А эльф не стал. Он вдруг сделался задумчивым, сидел, отрешенно глядя в облака.
– Ау! С тобой что? – окликнула его гореповариха.
– Я слагаю песнь, – ответил эльф, – о юной эльфийской деве, идущей в битву, о страшных временах и великих подвигах.
Меридит скептически хмыкнула. Отвратительный суп казался ей полезнее любой песни, даже самой прекрасной. Но Энка уважала искусство.
– О! Песнь – это здорово! Всегда хотела уметь слагать, но у меня не выходит. У Хельги однажды вышло, настоящий стих! Помнишь, Хельги?
– Умолкни, несчастная! – прошипел тот. Однажды он действительно сложил стих. Не по своей воле, разумеется. Мэтр Арчибальд, преподаватель риторики, дал студентам задание – сложить стих философского содержания, но на жизненную тему. Дело было перед самой защитой курсовых, поэтому вирш Хельги звучал так:
Что есть жизнь? Миражи и виденья,
Мгла познанья, неведенья свет…
Я тону в Абсолютной Идее
И спасения, кажется, нет.
Подо мною безликая бездна,
В ней концы и начала кишат;
Мне не страшно и не интересно,
Я солидно тону, не спеша.
А вокруг, клокоча, громоздится
Неоформленных сущностей сонм…
27 
