Но она сгорала от стыда за свою собственную похоть. Как она могла? Как она могла?
Поскольку Тула не умела удовлетворять саму себя, эти четверо страшных демонов время от времени возвращались к ней. Могли проходить недели и месяцы — и каждый раз, когда ей требовалась разрядка, они являлись. И она никогда не знала наверняка, снилось это ей или же все это она переживала наяву. Но они удовлетворяли ее — и самих себя — более, чем она того желала. И они никогда не причиняли ей вреда. Тула начала понимать, что они покровительствуют ей. Она с уважением относилась к ним, и они ценили это. И если кто-то из призраков пытался каким-либо образом досаждать ей, демоны были тут как тут и прогоняли их. И, как ей казалось, ревниво.
Но часто она задавалась вопросом, действительно ли все это происходило в этой странной усадьбе, или же она сошла с ума.
Во всяком случае, она понимала, что ей следует как можно скорее покинуть Гростенсхольм. Происходило ли это на самом деле или нет, она стала на опасный путь.
Но уехать оказалось не так-то просто. Проходили месяцы. И Хейке, ничего не знавший о ее ночных гостях, пока не хотел отпускать ее, не уверившись в том, что она следует верным курсом в своем ведьмовском искусстве. Отношения между ними складывались прекрасно; Тула была способной ученицей, и они ежедневно занимались. Он изо всех сил старался привить ей доброту — доброту по отношению ко всем, и Тула слушала, кивала, впитывала в себя его наставления.
Но она по-прежнему жаждала получить в свои руки наследственные запасы, как бы много он ни проповедовал ей. Все эти колдовские зелья, яды и снадобья, спрятанные в многочисленных потайных местах, подвалах, чердаках и кладовых Гростенсхольма… Осмелится ли она спросить об этом демонов?
Нет, Тула была слишком честной и порядочной для этого.
Она чувствовала внутренний раскол и замешательство из-за своей неуверенности в жизни. Хейке ей так нравился, она с таким вниманием слушала его и так верила, что сможет стать хорошим человеком, и в то же время в ней сидел черт, и она чувствовала в себе неодолимое желание удариться в дьявольщину, сделать какое-нибудь зло… Она чувствовала, что делать зло — это плохо. Скорее всего, ей хотелось сделать что-нибудь необычное, шокирующее.
Но это бывало с ней лишь изредка. Обычно же она вела себя примерно и всегда знала, чем ей заняться. Хейке перегружал ее занятиями, Винга болтала с ней, как с подругой, и Тула охотно помогала ей по дому и во дворе. Она ежедневно виделась с Эскилем, и они на редкость хорошо понимали друг друга, хотя он и не допускал Тулу к участию в его наиболее диких выдумках. То он скакал, как полоумный, по лугам, то делал какие-то странные изобретения, то отправлялся в Кристианию искать приключений, о которых потом рассказывал Туле. И она подозревала, что он многое преувеличивает.
Так что жилось ей хорошо. И поскольку демоны взяли на себя удовлетворение ее плотских желаний, то… Нет, чего-то ей так не хватало в эти тайные ночные часы! Тепла! Человеческого тепла и того, что, по ее мнению, тоже существовало: любви и нежности. Все было леденяще-холодным в прямом смысле, все было странно чужим. Все больше и больше она склонялась к мысли о том, что это ей снится, несмотря на то, что временами она видела их и днем — только на расстоянии.
Они являлись тогда, когда она готова уже была заснуть, так что она не знала наверняка, снилось это ей или нет. Тула подозревала, что они были плодами ее фантазии, вызванными ее тоской или реальной потребностью. Ведь она же была «меченой» женщиной из рода Людей Льда, а значит, в ней сильны были эротические наклонности.
Она часто писала домой и получала оттуда письма. Хейке тоже писал туда, писал, что задержит ее еще немного, поскольку она у них хорошо устроилась и усердно изучает лекарское искусство. Не медицину, к которой она не имела склонностей; да и сам он не был признан в профессиональных медицинских кругах Норвегии, поскольку не знал латыни и многого другого. Некоторые называли его шарлатаном, другие — мудрецом, но в округе Гростенсхольм и близлежащей местности он пользовался уважением, местные врачи признавали его заслуги. Он всегда направлял пациента к ним, если знал, что они в состоянии вылечить его. В тех же случаях, когда врачи были беспомощны, он добивался потрясающих результатов.
Они не понимали, как это у него получается, и говорили в таких случаях, что пациент выздоровел сам. Или же говорили, что если бы они продолжали свое лечение дальше, был бы тот же самый результат.