Для них не существовало ни дверей, ни прочих глупых человеческих выдумок. Это были четыре демона. Их перепончатые крылья были сложены за спиной.
Их взгляды, обращенные к ней, были суровыми и агрессивными, без малейшего намека на юмор.
«Хейке, помоги…» — подумала она.
На миг ею овладела ярость. Но она вспомнила слова Хейке. Этих четверых не стоило гневить. Они были опасны и непостижимы.
Господи, ну и вид же был у них! Эти… эти огромные… Уфф!
Тем не менее, она чувствовала ярость и, поджав губы, отвернулась.
Собрав все свое мужество, сидя на постели с поднятыми под одеялом коленями, она вежливо произнесла:
— Добрый вечер, уважаемые господа! Что вам угодно?
Безумные слова! Что теперь будет?
Они пристально и холодно разглядывали ее. Ей рассказывали, как однажды судья Снивель был растерзан на куски призраками — и она затрепетала от страха. Он был их весенней жертвой, но теперь был уже конец лета, подумала она с юмором висельника.
Один из них сделал ей знак, чтобы она встала.
Дрожа от страха, Тула поднялась с постели.
Их половые члены медленно поднялись. Достигли немыслимых размеров. Она издала вопль, затаила дыханье.
Еще одно движение руки: они желали, чтобы она разделась.
Взявшись за подол ночной рубашки и комкая его от страха, Тула произнесла дрожащим голосом:
— Уважаемые господа, вы можете увидеть, как я сложена. Но не более того, я убедительно прошу вас понять это. Для этого я не предназначена, и моему родственнику Хейке и другим могущественным духам из рода Людей Льда, под покровительством которых я нахожусь, это не понравится.
Они не отвечали. Думая о близком конце, она сняла через голову ночную рубашку и стала перед ними на постели, совершенно голая.
Они тщательно рассматривали ее, снизу доверху, облизывая при этом губы длинными красными языками. И впервые на губах у них появилась улыбка — удовлетворенная, наводящая ужас улыбка.
Им нравилось то, что они видели. Им очень нравилось это.
Тула была смертельно напугана: ни одна земная женщина не могла вместить в себя их темные, твердые, как камень, конские половые члены — они должны были это понимать!
Но, возможно, это их не волновало?
Один из них подошел поближе. Он нацеливался прямо на нее.
— Я прошу, не надо! — взмолилась она.
Страшно было смотреть на его лицо с такого близкого расстояния. Его глаза казались огненной преисподней, его верхняя губа приподнялась, и оттуда показались длинные, острые звериные зубы. И он улыбался многозначительной улыбкой, в которой не было ничего дружелюбного — наоборот, эта улыбка была дьявольской.
Взяв в руку свой огромный член, он принялся водить его головкой по ее бедрам, туда-сюда. Член его был холодным, как лед, холодным, как сама смерть, и каждый раз, когда он прикасался к ее чувствительным местам, она чувствовала дрожь. Но, вопреки своему неописуемому страху, она не могла отрицать того, что это доставляет ей удовольствие. И тут он попал прямо в цель. Небольшой нажим — и липкая жидкость потекла по ее ногам. Трепет прошел по ее телу от этого ощущения холода — и он вытащил свой член.
И тогда другой, с жуткими глазами и острыми зубами на треугольном лисьем лице, принялся водить своим торчащим членом от ее колен и выше, раз за разом, и ей казалось, что она сейчас сойдет с ума от жуткого возбуждения; потом он воткнулся в нее, и на этом все кончилось. Отвратительная, холодная жидкость потекла по ее ногам.
Но теперь Тула была так распалена, что сама пошла навстречу третьему, задыхаясь от страха. И в тех местах, к которым он прикасался, она ощущала немыслимую дрожь. В голове у нее шумело, взгляд потускнел, все внимание сосредоточилось на половых органах, а все остальное просто исчезло из ее мыслей, настолько это было теперь для нее несущественно.
Когда к ней подошел четвертый, она заранее раздвинула ноги и испытала неукротимый оргазм, который явно пришелся всем по вкусу, поскольку воздух завибрировал от явно выражаемого удовольствия. Никто из них не причинил ей боли.
После этого они исчезли. Она стояла, прислонившись к стене, еще не отдышавшись, медленно проводя рукой по внутренней части бедер.
«Нужно вытереть это…» — подумала она.
Но бедра и ноги ее были сухими. Ничего на них не было.
«Что же произошло? — подумала она, лежа в постели и все еще стараясь отдышаться. На ней была ночная рубашка, одеяло было натянуто до самых ушей. — Мне все это приснилось? Были ли это мои собственные фантазии, выражающие тоску по любви? Или же это происходило на самом деле? Никогда мне не узнать этого…»