Особенно,... 
13 
Значит, Джесс умудрилась доставить его домой, втащить наверх, раздеть и уложить в постель. Так было всегда — если уж что-то втемяшивалось ей в голову, она превращалась в самум, энергия и деловитость били в ней через край, и она всего добивалась.
Черт побери, хорошо бы закурить! Но где эти проклятые сигареты? Она и их забрала?
Сколько он здесь провалялся? Часы? Дни?
Он услышал шаги Джесс на лестнице и легкий, быстрый детский топот, обгоняющий ее.
Дверь распахнулась.
Дверная ручка с размаху врезалась в стену.
Он закрыл глаза.
Предостерегающий шепот Джесс:
— Лиззи! Осторожно!
И полная тишина.
Все внутри у него сжалось. Он представить себе не мог, что скажет им.
Он привык к местам, где на десятки миль вокруг не было ни одной живой души, где неделями, перебираясь от пастбища к пастбищу, не с кем было перекинуться словом, и он привык к безмолвию.
В комнате повисло напряженное молчание. Только лениво жужжал вентилятор.
Затем маленькая нетерпеливая ручонка холодными пальчиками коснулась его мизинца, словно задавая смущенный вопрос.
Кошмар последнего года кончился.
Он открыл глаза, с трудом веря в реальность ангелоподобного видения с ярко-рыжими локонами, завязанными сзади в конский хвостик пурпурной резинкой. Большие темные глаза лучились радостью, но выражали одновременно и неуверенность.
— Папа!
На этой большеглазой беспризорнице был морщинящийся складками желто-зеленый пластиковый плащик, в руке она держала недоеденное фруктовое мороженое. Она поднесла его к губам и жадно лизнула.
Его дочурка.
Сентиментальным Теда не назовешь... но его рука крепко схватила ее ладошку.
— Он проснулся! — взвизгнула от неожиданности Лиззи и даже подпрыгнула.
— Да уж пора, — сухо отозвалась Джесс. Она тоже выглядела возбужденной, гордясь тем, что ему явно лучше, хотя и старалась держаться спокойно.
— Тетя Джесс! — Лиззи обернулась к ней и тут же вновь повернулась к отцу. — Тетя Джесс! Он плачет. — Она произнесла это шепотом, в котором отражались изумление и испуг.
— Тебе только кажется, милая, — чуть хрипловатым голосом произнесла Джесс и, взяв из липких пальцев Лиззи остатки мороженого, вручила ей носовой платок.
— Лиззи... — Тед не узнал собственного голоса — такой он был низкий и столько в нем было всего.
Джесс аккуратно приподняла девочку так, чтобы та могла обнять отца и прижать свое личико к его щеке.
— Папочка, я так по тебе скучала. — Желто-зеленый пластик сморщился складками, когда она крепче прижалась к нему.
Джесс отступила назад.
Пальцы его впились в завитки волос Лиззи.
— Я тоже по тебе скучал... — Могли ли эти слова передать хоть частицу пережитого за последний год? Безнадежность? Съедающий душу страх? — Ты потрясающе выглядишь, — только и выговорил он.
Джесс отвернулась к окну, словно и на нее эти слова произвели большое впечатление. Он вспомнил, что она всегда старалась скрыть свои чувства.
— Папочка, я знаю, почему мама ушла. Но зачем она забрала меня? Я не боялась плохих людей.
Джесс резко повернулась.
— Сейчас не время об этом, Лиззи. — Голос ее был хрипловатым и усталым. — Забыла, что я говорила тебе? Не беспокой папу.
Лиззи замолкла и, словно вознаграждая себя за вынужденное молчание, провела пальчиком по его бороде, но тут же отняла его.
— Колючая! Мне не нравится. У тебя ее раньше не было.
— Я сбрею, — заверил он ее, чувствуя себя глубоко несчастным при одной только мысли, что что-то в нем может ей быть неприятно.
Лиззи дотронулась до его забинтованной головы.
— Как ты поранился, папа? Тетя Джесс говорит, что...
Глаза его поднялись на Джесс, которая застыла за спиной Лиззи. Вылитый синий чулок в этой ее белой поплиновой блузке с высоким воротником, застегнутым едва ли не до самого носа... В мешковатых брюках, волосы тщательно зачесаны — волосок к волоску — и скреплены на затылке.
Ни дать ни взять школьная училка! Он терпеть не мог этого ее вида. Она была гораздо милее в прилипшей к телу мокрой блузке и со струящимися по лицу прядями рассыпавшихся волос, когда ее тело прильнуло к нему со слезами сострадания на лице.
А сейчас оно залилось краской смущения.
— Что же говорит тетя Джесс? — Он не отводил от нее глаз, и румянец на ее лице стал сильнее.
Джесс поджала губы.
— Теперь ты и сам можешь сказать все, что хочешь.
13 
