— Для них заниматься любовью и трахаться — это одно и тоже.
— Что? Ну ты и сказала! Что это значит?
— Они занимаются тем, что не имеет ничего общего с любовью. Превращают чувства во что-то обыденное, словно руку пожать. Или почесать, чтобы унять зуд.
— Там, где чешется? — Барбара рассмеялась. — Кто это так говорит?
— Моя мама.
— Ты только и говоришь, что о своей матери! Знаешь, она довольно милая женщина, но ничего не смыслит в сексе. Для этого она слишком стара.
— А вот и смыслит. Причем в сексе тоже, готова побиться об заклад. Они с отцом то и дело целуются. Знаешь, как-то раз он опустил руку вот сюда и поглаживал пальцами, а мама ему и говорит: «Какие у тебя мягкие руки». Тихо так сказала, а потом еле слышно рассмеялась. По-моему, она была очень счастлива, и мне бы тоже так хотелось… когда-нибудь. Знаешь, они думали, что они одни на кухне. А еще часто по утрам в субботу и воскресенье дверь их спальни заперта на ключ. А однажды мы с Клиффом слышали, как они в спальне разговаривали, а потом эти… звуки, понимаешь?
Гарт крепче прижал к себе Сабрину, которая сидела на подоконнике, прислонившись к нему спиной.
— Может, поставить дверь поплотнее?
Она улыбнулась.
— Мне кажется, что наша с тобой любовь немыслима без этого, и она все должна слышать.
— …и я поняла, что они… занимаются этим, — докончила Пенни голосом, в котором сквозили торжествующие нотки.
Барбара вздохнула.
— А вот мне никак не удается ничего такого услышать. Родители целуются нечасто. А если это происходит, то не у меня на глазах. На ночь они закрывают дверь, а встают рано, еще до меня. Вот было бы здорово как-нибудь послушать. Наверное, они не так уж много этим занимаются. — Последовала секундная пауза. — Значит, твоя мама так и сказала — почесать, чтобы унять зуд?
— Нет, она говорила, что все должно быть иначе. Хотя, когда этим занимаются дети, так и есть. А еще она сравнила это с чем-то еще… сейчас вспомню. А-а, со спортивными занятиями после уроков.
Они хихикнули.
— Футбол, софтбол, гимнастика и траханье, — уже громче произнесла Барбара. — Можно повесить расписание на доске объявлений, и мы бы отмечали, на каких занятиях мы уже…
— Тс-с! — шикнула на нее Пенни.
Она слегка понизила голос.
— Но разве тебе не хотелось бы попробовать? Узнать, что это такое на самом деле? А то, знаешь, все говорят, что это классно, а когда не понимаешь, о чем говорят, чувствуешь себя такой дурой. Начинаешь думать, что они уже совсем взрослые, а ты еще ребенок.
— А вот мама говорит, что нужно подождать, пока не встретится человек, которого я на самом деле полюблю, с которым у нас будет все общее. Вот тогда это и будет любовь, а не только траханье.
Гарт поцеловал Сабрину в щеку.
— Какая все-таки умница мама у Пенни, — пробормотал он.
— Не может быть, чтобы она так сказала! — воскликнула Барбара. — Да ну? Твоя мать что, в самом деле так выражается, когда ты рядом?
— Конечно. Ну, она нечасто так говорит, считает, что это не очень хорошее слово. Но, знаешь, как-то раз я сказала ей, что ребята в школе говорят: потрахаться, помастурбировать… словом, ты понимаешь. Вот тогда мы обо всем и поговорили.
— Ну, ей легко говорить. Она может говорить и о зуде, и обо всем остальном — ведь она не ходит в школу. А с чего ты взяла, что нужно ей верить?
— Она говорит, что они — еще дети, — продолжала стоять на своем Пенни, — а если и насмехаются над нами, то, наверное, потому, что боятся, но не хотят в этом признаться.
Воцарилось молчание.
— Она думает, что они боятся?
— Да, она так и сказала. Сказала, что они слишком далеко зашли и теперь не знают, как выбраться. Примерно так.
— Ну… не знаю. Не думаю, что они боялись. Про них не скажешь, что вчера вечером им было страшно.
— Спорим, было!
— Нет, не было. И Арни с Верой не было страшно, когда они пошли в спальню.
— Ты что, наблюдала за ними?
— Нет, они закрыли за собой дверь.
— Тогда откуда ты знаешь, что они там делали?
— Они сами сказали, когда вернулись.
— И что ты стала делать? Ты ведь не спустилась сразу вниз. Ты что, тоже попробовала?
— Вроде да.
— Правда? Ты ничего мне не сказала!
— Я хотела рассказать сегодня.
— …?
— Я пробовала травку. Ребята ее нюхали.
— Ты пробовала травку?
— Чуть-чуть.