— Стало быть, вы отошлете мою работу в редакцию. И сопроводительное письмо тоже.
— Нет. Разумеется, нет. Ты сам не знаешь, о чем говоришь. Ты сочинил сказку и назвал ее научным трудом, а себя — ученым. Ты не ученый, ты даже права не имеешь причислять себя к ученым. Мы всю жизнь посвящаем научным исследованиям, питая безграничное доверие к тому, что удается доказать. Мы во всем ищем логические связи — причина и следствие, начало и конец, жизнь и смерть — и только руководствуясь ими, движемся вперед. Если оказывается, что мы шли в тупик, мы ищем другие пути. Если же в результате целенаправленной работы или по чистой случайности мы находим то, что искали, то не торопим события до тех пор, пока все не проверим и не убедимся в том, что мы правы и что другие ученые могут последовать нашему примеру, тогда знаем, что мы, пусть незначительно, но продвинулись по тому долгому пути, что называется наукой, и положили начало новому…
— Профессор, такие речи годятся для первокурсников, я их уже слышал. К тому же все, что вы сейчас говорите, содержится в предисловии к вашей книге. Звучит все очень впечатляюще. Но в реальном мире мало что вписывается в эти четкие рамки. Вы же сами знаете это, имея дело с политиками, бизнесменами: те изменяют правила так, как им удобнее. Я изменил кое-какие данные, только и всего, потому что я знаю, что мой эксперимент будут повторять, знаю, что к тем же результатам придут и остальные. Такова истина, как я ее понимаю, и я утверждаю это как настоящий ученый совершенно серьезно, как, по-вашему, и должен поступать каждый ученый.
— Тебе наплевать на науку и все с нею связанное, — ровным тоном ответил Гарт, хотя его охватывала все большая ярость, особенно после того, как ему напомнили, что он повторяется, чего любой профессор боится как огня. — Ты опубликовал ложь, потому что от высокомерия, похожего на безрассудство, решил, что знаешь истину, знаешь, вопреки данным экспериментальных исследований, которые свидетельствуют о том, что ты неправ.
— Нет, прав! Профессор, я прав! Вы же сами были так взволнованы… а теперь мое открытие принесет славу вам и вашему институту… вы станете знамениты! Может быть, даже получите Нобелевскую премию!
При этих словах Гарта охватило презрение.
— Вчера вечером я звонил Биллу Фарверу в Беркли. Он, как и ты, занимается этими проблемами. Помнишь, мы говорили об этом? Он со своими помощниками пришел к выводу, что генов должно быть по меньшей мере два, а, может, и больше… — Он принялся подробно рассказывать об остальных гипотезах и экспериментах, тщательно подбирая слова, чтобы у Лу не оставалось ни малейших сомнений в его правоте. Когда он умолк, Лу смотрел невидящим взглядом мимо него, в окно. Лицо его застыло, скулы ввалились, словно он постарел за то время, что слушал Гарта.
— У меня не было никаких данных на этот счет, — пробормотал он. — Ни на одном из этапов эксперимента не было ни одного симптома…
— Нет, симптомы были, и мы о них говорили, — бесцеремонно перебил его Гарт. — Просто ты решил пойти другим путем.
— Все ученые так поступают. — Лу бросил на Гарта взгляд, в котором читалась едва ли не мольба. — Мы сами решаем, на что обращать внимание, а на что — нет. Я сделал то же самое, что и любой ученый. Профессор, я ведь могу использовать выводы, к которым пришел. Мне, пожалуй, не понадобится много времени, чтобы начать все сначала и разработать новый подход к решению проблемы. Я знаю, что могу найти ответ и дать сто очков вперед ребятам из Беркли. Я знаю больше, чем они…
— Ничего ты не знаешь, черт бы тебя побрал! Ты умный человек, Лу, но тобой движет высокомерие, честолюбие и страх, а перед этим пасует даже самый гибкий ум. Ты прав, мы сами решаем, на чем сосредоточить свое внимание, но делаем это не тогда, когда работа только начинается, а тогда, когда уже есть выбор и пора принимать окончательное решение. Ты спешил и сначала решил, что тебе нужно открыть или найти. Потом ты стал подгонять данные своих экспериментов под итоговый результат. А когда они не сошлись и этот номер не удался, ты просто изложил на бумаге фальсифицированные данные анализов проб крови и дал мне на подпись.
— Но я думал… когда снова занялся экспериментом, если не обращать внимания на ошибки, которые я допустил…
— Сама идея, замысел твоих исследований были ошибочны, черт побери! Неужели ты этого не понимаешь? И какое отношение, черт возьми, к этому имеет то, поставил я свою подпись на работе, изобилующей неверными цифрами, или нет? Даже если бы ты был прав и в следующий раз эксперимент окончился удачно, я все равно считался бы научным руководителем и соавтором работы, в которой искажаются факты. Такова награда, которой я удостоился бы по твоей милости после того, как ты вернулся бы в Китай.