66 
– Легат?
– Вы не против, если я воспользуюсь вашим гостеприимством… хм-м… в ваше отсутствие?
Пауза. Мне кажется, сейчас он все-таки пошлет меня куда подальше.
– Это теперь ваш легион, – говорит он и выходит.
Полог палатки дергается на ходу и опускается. Я остаюсь один. Через некоторое время за стенами палатки раздается резкий голос Эггина, отдающий приказы.
Я подхожу к столу, беру медный кувшин с жаровни и наливаю себе горячего вина с медом. Взлетает пар. Я тяну ноздрями запах корицы, и меда, и вина. Подношу чашу к губам… Ну, все. Начинаем обживаться.
* * *
Когда мне было четырнадцать, брат на правах главы семьи отправил меня учиться в Грецию, к знаменитому Парасагору. Римлянин из хорошей семьи просто обязан иметь прекрасное образование.
Я взял с собой Тарквиния – тогда он еще не был таким ворчуном и развалиной, он был вполне бодр. И я слушал лекции под сенью акаций и кипарисов, под темно-зелеными листьями платанов ходил из портика в портик по тропинкам вслед за учителем, который рассказывал нам – нескольким «эфебам», как называются юноши такого возраста у греков, – о философии, устройстве мира, литературе и поэзии, созвездиях и стратегии, ораторском мастерстве и трагедиях Эсхила.
Я до сих пор с ностальгией и теплым чувством вспоминаю то время. Усыпанные сухими иголками красные тропинки… Лазурное море. Глубокая, ненормально яркая синева. Я никогда не думал, что море может быть такого цвета. Средиземное море более бледное, серое – в отличие от Эгейского.
Синий – цвет смерти, думаю я. Оратор Атраксий преподал мне несколько важных секретов ораторского мастерства. Говори грудью, а не горлом. Говори голосом, а не руками. Говори мыслью, ярко, с живым чувством и подчеркивай жестом. Жест никогда не должен быть полным, он только намекает на движение – остальное дорисует воображение слушателя, увлеченного твоей речью. Речь готовь заранее. Она должна содержать три акта, как в трагедии… или поэме. У нее должны быть вступление, завязка, развитие, катарсис и развязка. Все, как писал великий Аристотель.
Сейчас я оглядываю трибунов, собравшихся в палатке принципия. Вижу тех, кто приезжал ко мне в дом Вара.
Сейчас они были вне лагеря, поэтому собрались не сразу. Думаю, Эггину пришлось приложить немало усилий, чтобы собрать их так быстро.
– Когда я был ребенком, – начинаю я. Трибуны поднимают брови, переглядываются недоуменно, – мне говорили, что в мире существует несколько незыблемых правил. Не прекословь воле отца, будь послушен воле римских богов… Никогда не веди переговоры с врагом, который тебя сильнее. Не пей пива, германцем станешь. И все такое.
Трибуны смеются. Даже сам Прозоний Север вскидывает голову. Похоже, я все-таки привлек его внимание.
– А теперь серьезно. Я не собирался командовать Семнадцатым легионом. Я мирный человек… «тога».
Прозоний Север усмехается. Префект лагеря Эггин сидит в глубине палатки, в полутьме, поэтому я не вижу его лица. Свечи на столе бросают отсветы на их лица – на лица моих офицеров.
– Да, я мирный человек. Как каждый гражданин Рима. В старое суровое время наши деды пахали землю, выращивали скот, пекли хлеб, варили кашу… Они были мирные люди, конечно. Но когда приходил враг, когда приходили тысячи и тысячи врагов – тевтоны, кимвры, пуны, прочие варвары, – наши деды надевали кольчуги, брали в руки мечи и укладывали варварские толпы в землю. Одну за другой. А потом отмывали кровь с натруженных рук, снимали кольчуги и шли обратно – пахать, сеять, выращивать урожай и печь хлеб.
Я не собирался становиться вашим командиром. Потому что был тот, кому эта ноша по плечу, – мой брат Луций. Мой умный старший брат. Но он мертв.
Но волей того, кто выше нас, – сената и народа Рима… И Божественного Августа, конечно! Я здесь, чтобы подхватить груз, что нес на своих плечах мой старший брат…
Они слушают. Прозоний Север кивает – скорее из вежливости, чем потрясенный моим ораторским мастерством.
– И надеюсь на вашу помощь. Спасибо, что уделили мне ваше драгоценное время.
Я оглядываю присутствующих, кто-то даже выглядит смущенным.
– Воины, – говорю я. – Благодарю, что откликнулись на мой зов! Не смею больше задерживать вас…
Спорю на талант серебром, сегодня ночью они будут ночевать в лагере – как и положено офицерам. Если нет, то завтра мы повторим утренний сбор.
Трибуны кивают, бормочут, что, мол, очень приятно, и выходят один за другим. Хлопает клапан. Мальчишка-трибун покидает палатку одним из последних, теперь он смотрит на меня другими глазами. Смешно. Теперь я для него – легат. Префект лагеря Эггин резко кивает мне и выходит. Гордый римлянин. Такого кувалдой не прошибешь. Последним идет префект конницы…
66 
