– Какой такой пропуск!
– Ну, конечно: вы сами человек военный, господин Шико, и хорошо знаете, что такое пропуск, не так ли? Вы же понимаете, что из такого города, как Нерак, не выходят без королевского пропуска, в особенности когда сам король находится в городе.
– А кем должен быть подписан пропуск?
– Самим королем. Если за город вас послал король, он, уж наверно, не забыл дать вам пропуск.
– Ах, вы, значит, сомневаетесь в том, что меня послал король? – сказал Шико. Глаза его загорелись недобрым огнем, ибо он видел, что ему грозит неудача, и гнев возбуждал в нем недобрые мысли – заколоть офицера, привратника и бежать через раскрытые уже ворота, не посчитавшись даже с тем, что вдогонку ему пошлют сотню выстрелов.
– Я ни в чем не сомневаюсь, господин Шико, особенно же в том, что вы соблаговолили мне сказать, но подумайте сами: раз король дал вам это поручение…
– Лично, сударь, собственнолично!
– Тем более. Его величеству, значит, известно, что вы покинете город.
– Черти полосатые! – вскричал Шико. – Да, разумеется, ему это известно.
– Мне, следовательно, придется предъявлять утром пропуск господину губернатору.
– А кто, – спросил Шико, – здесь губернатор?
– Господин де Морнэ, который с приказами не шутит, господин Шико, вы должны это знать. И если я не выполню данного мне приказа, он просто-напросто велит меня расстрелять.
Шико начал уже с недоброй улыбкой поглаживать рукоятку своей шпаги, но, обернувшись, заметил, что в воротах остановился отряд, совершавший внешний обход и, несомненно, находившийся тут именно для того, чтобы помешать Шико выйти, даже если бы он убил часового и привратника.
«Ладно, – подумал Шико со вздохом, – разыграно было хорошо, а я дурак и остался в проигрыше».
И он повернул обратно.
– Не проводить ли вас, господин Шико? – спросил офицер.
– Спасибо, не стоит, – ответил Шико.
Он пошел той же дорогой обратно, но мучения его на этом не кончились.
Он встретился с прево, который сказал ему:
– Ого, господин Шико, вы уже выполнили королевское поручение? Чудеса! Только на вас и полагаться – быстро вы обернулись!
Дальше за углом его схватил за рукав корнет и крикнул ему:
– Добрый вечер, господин Шико. Ну а та дама, о которой вы говорили?.. Довольны вы Нераком, господин Шико?
Наконец, часовой в сенях дворца, по-прежнему стоявший на том же месте, пустил в него последний заряд.
– Клянусь богом, господин Шико, – портной очень уж плохо починил вам одежду, вы сейчас, прости господи, еще оборваннее, чем раньше.
Шико на этот раз не пожелал быть освежеванным, словно заяц, в раме импоста. Он уселся подле самой двери и сделал вид, что заснул. Но случайно или, вернее, из милосердия дверь приоткрыли, и Шико, смущенный и униженный, вернулся во дворец.
Его растерзанный вид тронул пажа, все еще находившегося на своем посту.
– Дорогой господин Шико, – сказал он ему, – хотите, я открою вам, в чем тут весь секрет?
– Открой, змееныш, открой, – прошептал Шико.
– Ну так знайте: король вас настолько полюбил, что не пожелал с вами расстаться.
– Ты это знал, разбойник, и не предупредил меня!
– О господин Шико, разве я мог? Это же была государственная тайна.
– Но я тебе заплатил, негодник!
– О, тайна-то, уж наверно, стоила дороже десяти пистолей, согласитесь сами, дорогой господин Шико.
Шико вошел в свою комнату и со злости заснул.
Глава 21
Обер-егермейстер короля Наваррского
Расставшись с королем, Маргарита тотчас направилась в помещение своих придворных дам.
По пути она прихватила своего лейб-медика Ширака, ночевавшего в замке, и вместе с ним вошла в комнату, где лежала мадемуазель Фоссэз; бедняжка, мертвенно-бледная, пронизываемая любопытствующими взглядами окружающих, жаловалась на боли в животе, столь жестокие, что она не отвечала ни на какие вопросы и отказывалась от всякой помощи.
Мадемуазель Фоссэз недавно пошел двадцать первый год; то была красивая, статная девушка, голубоглазая, белокурая; ее благородный гибкий стан дышал негой и грацией. Но вот уже около трех месяцев она не выходила из комнаты, ссылаясь на необычайную слабость, приковавшую ее сначала к кушетке, а затем к постели.
Ширак первым делом приказал всем удалиться; стоя у изголовья постели, он ждал, покуда вышли все, кроме королевы.