— Я знаю. Но… Как же так?.. Кошмар, да и только! Чтобы Дамарис… моя собственная дочь… принимала в этом участие? Наверное, здесь была какая-то ошибка. Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
— Нет, пока нет.
— Я вас прекрасно понимаю. Чем меньше людей будут знать о таких вещах, тем легче будет нащупать вашего врага. Я рад, что хоть мне вы рассказали об этом!..
В дверь постучали, и вошел Уильям.
— Приехали миссис Рокуэлл-Редверз и мистер Редверз, мадам.
И мы вместе с доктором поспешили спуститься и поприветствовать Хагар и Саймона.
Во второй половине дня у нас с Саймоном наконец-то появилась возможность поговорить наедине. Все еще дул северный ветер, но снега, слава Богу, не было.
Все старшие члены семейства отдыхали в своих комнатах. Я не знаю, где были Рут и Люк. Рут сказала мне, что раз я утром чувствовала себя не слишком хорошо и не поехала в церковь, значит, перед чаем мне надо будет как следует отдохнуть. Я согласилась с ней, но у себя в комнате мне не сиделось, через десять минут я вышла и прошла в зимнюю гостиную, где нашла Саймона, который в задумчивости сидел у камина.
Он радостно поднялся мне навстречу.
— Как только мы приехали, я сразу заметил, что вы просто сияете! — сказал он. — Это видно невооруженным глазом. Я уверен, у вас хорошие новости. Что-нибудь удалось узнать?
Я почувствовала, что краснею от удовольствия. Саймон всегда делал комплименты от души. Значит, так оно и было — я знала, что действительно сияю от радости.
Я рассказала ему о письме и о том, что приключилось с Мери-Джейн. И как мы с ней ходили сегодня утром в монастырь и что мы там искали.
Я радостно наблюдала, как он воспринял новость о моих настоящих родителях. Лицо его засветилось улыбкой, а потом он рассмеялся.
— Кэтрин, это же самая прекрасная новость для вас, — сказал он. — А что касается меня, — он наклонился и заглянул мне в лицо, — даже если бы вы происходили из семейства буйных лунатиков, я все равно считал бы вас самой трезвомыслящей женщиной из всех, кого я когда-либо знал.
Мы рассмеялись, и в эту минуту в зимней гостиной я почувствовала себя счастливой. Мы сидели вдвоем у камина, и я думала: если бы я не была вдовой, то это могли бы счесть слегка неприличным.
— А доктору вы сказали? — спросил он. — Вы были с ним, когда мы приехали.
— Да, я рассказала ему все. Но, Саймон, я решила больше никому не говорить… кроме, разумеется, вашей бабушки. Я не хочу, чтобы сейчас об этом знал еще кто-нибудь.
— Вот это мудрое решение, — сказал он. — Мы же не хотим, чтобы наш монах почувствовал что-то неладное, правда? Хотелось бы мне встретиться с ним лицом к лицу. Интересно, здесь он сегодня не намерен появиться?
— Мне кажется, сегодня в доме слишком много народу. Но все же будем надеяться.
— Уж я схвачу его, будьте уверены, — попадись он мне.
— Да уж, без сомнения.
Саймон посмотрел на свои руки, и я еще раз отметила про себя, какие они сильные. Похоже было, будто при этом он думал, что бы ему сделать с монахом, если он поймает его.
— У меня есть план монастыря, — продолжала я. — Я пыталась найти еще один потайной вход в дом.
— Ну и как?
— Да никак! Я взяла с собой Мери-Джейн, и мы пошли на развалины, пока остальные были в церкви сегодня утром.
— А я думал, вы остались отдохнуть.
— Я не говорила, что собираюсь отдыхать. Я просто сказала, что хочу остаться дома. Остальное можно было домыслить.
— Ну и лиса! — засмеялся он.
А я была бесконечно счастлива, что у меня есть такой друг…
— Теперь скажите мне, — продолжал он, — что же вы обнаружили?
— Я до конца не уверена, но мне кажется, что есть вероятность существования прохода, связывающего Ревелз с монастырем.
— Откуда такая уверенность?
— Я сужу по тому, как монах появлялся в доме и в развалинах монастыря. У него должно было быть место, где он мог скрываться и прятать костюм. И потом — он так бесследно исчез, когда я впервые увидела его… И, думаю, у него есть сообщник.
— Дамарис, — сказал он.
Я кивнула.
— Она иногда и роль монаха может сыграть.
— Возможно.
— Я подозреваю, что начинается этот тайный ход на певческой галерее.
— Почему вы так думаете?
— Потому что это — единственное место, куда он мог спрятаться в ту первую ночь.
— Боже правый! — воскликнул он. — Это ведь действительно так!