120 
Конвульсии наслаждения бросали ее из стороны в сторону, она извивалась и испускала стоны. Изо рта обильно текла слюна. Тело находилось в состоянии абсолютной свободы. И вдруг внутри ее появилась пустота, которая начала расширяться. Ауриана стала бороться с Марком, она желала ощутить в себе его плоть, но он сопротивлялся, навалившись всем телом на ее бедра так, что она не могла пошевелиться. Он заставлял ее испытывать все новые и новые пытки наслаждения. И вот она ощутила взрыв внутри себя, изрыгнувшийся из нее наружу. Ауриана изогнулась всем телом и в оргазме впилась в Марка Юлиана ногтями, а он убрал свой язык, сполз с ее бедер и, потянувшись, лег повыше.
Ауриана повернулась к нему своим раскрасневшимся лицом и прижалась к его телу. Прошло некоторое время, и она содрогнулась от желания, почувствовав прикосновение мужского естества. Своим бедром Марк Юлиан решительно раздвинул ее ноги. Ауриана приподняла низ живота и бедра, стремясь побыстрее найти чреслами предел своих мечтаний. Ей стало до боли приятно от сознания своей беспомощности и беззащитности, когда, наконец, этот предел мечтаний, покачиваясь, как таран перед штурмом ворот крепости, прикоснулся к ее чреслам. Однако Марк Юлиан лишь поддразнил ее. В отчаянии она сильно укусила его за плечо, к счастью, не до крови.
Марк Юлиан чуть отстранился, тихо смеясь, затем спокойно взял в руки ее лицо и посмотрел в глаза. Он боялся, что необузданная страсть может сблизить их тела, но не души. В этот хрупкий и ответственный момент он торжественно произнес ее имя и поцеловал в глаза и в рот. Он сделал это очень бережно, словно прикасался к очень хрупкой вазе. Затем осторожно, но вместе с тем решительно вошел в нее, а она приняла его, ощутив ритмичные плавные движения, которые проникали в ее самые нежные глубины.
Ауриана лежала спокойно, словно мертвая, но внутри она бурлила. По ее конечностям струился горячий мед. Его движения превратились в ее собственные, разница между телами стерлась. Однажды он остановился и, повернув лицо к свету, наслаждался видом ее затянутых поволокой страсти глаз. Затем, обрушив на ее ухо, шею и рот град поцелуев, возобновил ласки. Он стал двигаться внутри ее очень быстро, но ей все равно было приятно. Марк Юлиан прекрасно улавливал момент, когда пламя страсти вздымалось очень высоко, и слова становились бесполезны. Ауриана потеряла счет времени. Ночь прошла или целый месяц, ей было все равно. Их сердца и души слились воедино, спаянные накрепко телесной близостью. Так сливаются два полноводных потока. Однажды она оседлала его верхом, упиваясь видом его превосходной мускулистой груди, напрягшейся под весом ее тела, а затем она упала на спину, опять отдаваясь в его полновластное владение. Теперь его движения были похожи на мягкие, упорные удары, безостановочно, с огромной энергией вгонявшие плоть в ее чресла. Марк Юлиан подводил ее к финалу, поднимая в заоблачные вершины. Она же, побежденная его любовью, пыталась как можно полнее отдаться ему.
И вот оба, наконец, почувствовали себя полными хозяевами своих движений и стали творить чудеса, то замедляя темп, то убыстряя его до сумасшествия. Они были одной вселенной, их старания полностью слиться друг с другом увенчались успехом. Он содрогнулся в ее объятиях, став таким же беспомощным, как новорожденный, который жмется к материнской груди.
Его тело ожило, когда он в последний раз погрузился в нее, а она, охватив его руками за ягодицы и подняв ноги высоко вверх, постаралась как можно дольше удержать его в себе. Умиротворенность и покой окутали ее как золотой дым, она в своем воображении плыла над черным бездонным океаном, в котором все омуты и водовороты исчезли, а под ней оказался тихий мелкий залив с теплой водой. Здесь был конец мира, здесь же было его начало. Она проплыла сквозь мифическую полутьму, ощущая ласковое прикосновение играющих лучей рассвета. Все в жизни тесно переплелось и казалось, что так было всегда. Ауриана дышала не воздухом, а любовью. Она с восхищением и благодарностью взирала на мощное мужское тело, которое, обмякнув, лежало на ней. Память о потоке наслаждений все еще окутывала ее теплой, туманной, золотой дымкой, и сильнее всего эту дымку чувствовали чресла и бедра. Ауриана лежала очень тихо, стараясь не беспокоить Марка Юлиана. Его драгоценная тяжесть, вдавившая ее в перину, помогала ей удерживать при себе все воспоминания и не давать им испариться.
120 
