180 
* * *
Весть об аресте Марка Юлиана привела толпу в опасное волнение, в городе начались беспорядки, люди бросали в правительственные здания булыжники, ломали лавки и мастерские ремесленников. Боясь, что чернь освободит Юлиана по пути в Мамертинскую тюрьму, Нерон спешно отдал другой приказ, отправив восемьдесят своих гвардейцев сопровождать арестованного.
Но из восьмидесяти только двадцать подчинились ему. Это было уже актом открытого неповиновения. Преторианцы высказали требование подчиняться отныне только приказам своего префекта, но не Нерона. Теперь Нерон в полной мере осознал, насколько плохи его дела. И все же он распорядился, чтобы Консул, как всегда, начал докладывать текущие дела, и Император, с наигранной беззаботностью делал вид, что решает их.
Ближе к вечеру толпа начала нараспев декламировать: «Умри, тиран, умри!» И Нерон ощутил, что демоны из смрадных земных глубин явились за ним, окружают его и уже готовы утащить с собою в подземный мир. Наконец, он распорядился, чтобы подали его носилки. Он хотел как можно скорей оказаться в своем безопасном убежище — Золотом Доме.
Внезапно все пришли в замешательство: в зал заседания Сената пыталась ворваться разбушевавшаяся толпа, гвардейцы поспешили к украшенным бронзой тяжелым дверям, чтобы сдержать ее напор. Домициан с ужасом, смешанным с презрением, наблюдал, как Нерон, потеряв всю свою величественность, скатился на спине по ступенькам, ведущим с высокого помоста на мраморный пол залы, и довольно проворно для своего одутловатого тела вскочил на ноги. В зал были внесены закрытые носилки, и Нерон мгновенно исчез в них, приказав носильщикам вынести его через потайную дверь.
Марка Юлиана поместили в одну из камер подземелья Мамертинской тюрьмы. Собственно говоря, это был каменный мешок — яма, вырытая в земле и выложенная камнем, на полу которой стояла вода. С часа на час он ждал шагов своих палачей, гадая и размышляя о том, что может происходить наверху. Его обуревало множество вопросов. Осталось ли у Нерона достаточно верных гвардейцев, чтобы учинить новую резню на улицах города и вновь удержаться на троне? Или, может быть, ворота свободы начали потихоньку открываться? Если это было так, то в этом была доля и его заслуги.
Толпа, собравшаяся вокруг Курии, становилась все более враждебной. Сенаторы провели в зале заседания бессонную ночь, словно заключенные, запертые в здании Сената и осажденные возмущенной чернью. Следующий день имел в календаре плохие предзнаменования, поэтому Сенаторы не хотели заниматься в этот день делами. Гвардейцы снабжали их едой. На третий день своего заточения, невыспавшиеся и утомленные, они начали новое заседание. Авгур заявил, что этот день очень благоприятен для принятия решений и имеет самые добрые предзнаменования. В первый же час своей работы Сенаторы приняли постановление, обеспечивающее им свободу: они объявили Нерона — Врагом Народа. В постановлении предусматривалась и мера наказания преступника — он был приговорен к казни «в духе древних законов»: осужденного следовало раздеть догола, зажать его голову рогатиной и пороть до смерти железными прутами.
Что касается Нерона, то он заперся в своей приемной комнате и провел там три дня, терзаясь в нерешительности, издавая один за другим безумные эдикты и тут же отменяя их. Он был ошеломлен тем, как быстро все его верноподданные слуги переметнулись на другую сторону. Нерон распорядился, чтобы Локуста, ведавший при его дворе ядами, составил ему быстродействующее зелье, и не расставался с порошком, нося его повсюду с собой в маленькой золотой коробочке. Затем он начал строить пространные планы, намереваясь бежать куда-нибудь за пределы Империи, например, в Парфению, где он мог бы жить, как обыкновенный гражданин и зарабатывать себе на пропитание, выступая в качестве актера и певца. Но его попытки убедить офицеров гвардии бежать вместе с ним были тщетны, гвардейцы шарахались от него и старались не попадаться ему на глаза. Этой ночью он вернулся в свою спальную комнату с дюжиной любовников и любовниц, поставив у дверей усиленную охрану. Когда же он проснулся на следующее утро, оказалось, что все его любовницы, лакеи и слуги бежали под покровом ночи, прихватив с собой множество драгоценных вещей, в том числе и золотую коробочку с ядом.
Тогда Нерон послал в Сенат совершенно безумное письмо, в котором обещал Сенаторам снова завоевать их любовь и благорасположение своим пением, столь чудесным, что у Сенаторов слезы выступят на глазах, и они простят его, поняв, как глубоко он страдает. Когда ему сообщили, что Сенат объявил его Врагом Народа, Нерон запаниковал, он вскочил на лошадь и бежал из Дворца в сопровождении евнуха Спора, объявленного им в свое время женой, и секретаря. Все трое, переодевшись в лохмотья, направились по бездорожью в сторону виллы Фаона, — одного из разбогатевших вольноотпущенников Нерона, — которая находилась в четырех милях от города. Позже секретарь докладывал, что Нерон плакал всю дорогу, словно малое дитя, и время от времени восклицал: «Как подло и гнусно поступила со мною жизнь!» Нерона выдал один из домочадцев Фаона, и когда Нерон услышал топот копыт на проезжей дороге, ведущей к вилле, он уже знал, что это приближается конный отряд, посланный Сенатом для того, чтобы свершить над ним жестокий приговор.
180 
