Последние отзывы

  176  

«Опять эта змея выскользнула у меня из рук», — в ярости подумал Вейенто.

Нерон написал какую-то записочку и приказал отнести ее обвинителям — сам он очень редко говорил в собраниях, поскольку берег свой голос для пения на сцене. Монтан зачитал записку Императора, в которой содержался вопрос, обращенный к Марку Юлиану:

— Где сейчас эти целебные смеси?

— Они погибли в огне, мой господин, того несчастного пожара, который недавно разыгрался в моем доме. Но я могу при желании вспомнить состав тех смесей и, думаю, со временем можно было бы восстановить это целебное снадобье.

Вейенто проклинал в своей душе все на свете. Марк Юлиан подбросил Нерону мощный аргумент в свою пользу — Император не мог теперь не оставить его в живых, по крайней мере временно. «Но у меня есть еще одна стрела в колчане, — мстительно подумал Вейенто, — и у этой стрелы отравленный наконечник!»

Он изготовился сделать смертоносный выстрел и протянул свою изможденную руку к Монтану, который с самодовольной улыбкой, напустив на себя важный вид, поднялся и подал главному обвинителю что-то, похожее на небольшую пачку писем. Вейенто поднял руку с листками вверх, чтобы все видели их.

— Марк Аррий Юлиан, это философские сочинения, написанные твоим отцом и представляющие собой поистине бесконечное перечисление гнусностей и мерзких преступных мыслей!

— Как они попали к тебе? — резко спросил Марк.

— Это к делу не относится; скажем так, это подарок суду.

Тогда Марк Юлиан проговорил с глубоким смирением:

— Мой отец возил эти сочинения повсюду с собой, но не он их автор. И честно говоря, я согласен со всеми мыслями, высказанными в них.

— Прекрасно! Раз ты признаешь правоту этих строк, то тогда не имеет никакого значения, писал их твой отец или кто-нибудь другой! Давайте возьмем наугад любой отрывок из этого сочинения… Ну хотя бы вот этот, он содержит наглые нападки на пристрастия нашего Божественного Повелителя к играм: «Представления, которые разыгрываются на аренах и сценах, низменны и жестоки; они развращают души тех, кто смотрит их, потому что бесконечные кровопролития разжигают неестественные страсти в человеке и возбуждают спящую внутри нас звериную жестокость…»

— Я не понимаю…

— Замолчи, пронырливая змея!

— Пусть говорит! — раздался голос Нерона, в первый раз за время судебного процесса.

От этого бесцветного сдавленного голоса всем стало не по себе. Похоже, все происходящее пробудило живейший интерес в Нероне, он сидел на троне, наклонившись вперед и загадочная улыбка блуждала на его одутловатом лице.

— А теперь послушайте вот это! — продолжал Вейенто, довольный тем, что снова получил преимущество. — В этом месте делается попытка — хотя и довольно неуклюжая — развенчать нашего Божественного Императора как правителя, показав его некомпетентность. Причем эти фразы подчеркнуты красным. «Тот, кто имеет власть надо всеми, поистине находится в услужении у всех». Я поражаюсь тебе, Юлиан, сам я нахожу эти слова довольно банальными и во всяком случае неновыми… Могу я продолжать?

— Пожалуйста, — отозвался Марк Юлиан. — Твои речи ласкают мне слух.

— Ну тогда слушай. «Даже Юпитер не может метать громы и молнии, не посоветовавшись прежде со всеми небожителями, обитающими на Олимпе. Если даже сам Юпитер не считает себя вправе поступать единовластно, то как же может позволять себе делать это простой смертный? Правитель, который не прислушивается к воле народа, должен неизбежно утратить свой трон». Это пахнет изменой, вот что я скажу! Ты, следовательно считаешь, что наш Император неправ, когда отвергает наши советы. Похоже, ты сам себя загнал в ловушку, Марк Аррий Юлиан.

— Так, может быть, ты велишь арестовать автора этих строк? — спокойно промолвил Марк Юлиан.

И внезапно Вейенто все понял. Уже готовые было сорваться с его уст слова застыли, словно птица, остановленная в полете. То, что он уже сказал, невозможно было вернуть назад. Хищник попал в ловушку, расставленную ему его жертвой.

— Эти слова, — объяснил Марк Юлиан, обращаясь к Сенаторам, — мой отец переписал из сочинения одного знаменитого ученика философа Сенеки, и он всегда возил эти записи с собой, потому что восхищался стилем и смыслом этих строк; учеником, как известно, был Нерон. По-видимому, мой отец был более высокого мнения о стиле юного принца, чем ты, Вейенто. Очень жаль. Если ты считаешь, что в словах Императора содержится измена, то к чему тогда весь этот суд надо мной?

  176