185 
Ее взгляд неожиданно стал мягким и рассеянным. Она потянулась по-кошачьи, так что, казалось, на ее теле заиграл каждый мускул, а потом уселась, повернувшись к нему лицом, как бы демонстрируя ему свою пышную грудь и мягкий живот. Массажистка помогла ей надеть тунику. Тонкая ткань почти не скрывала ее округлых форм; там, где высокая грудь топорщила шелк, просвечивались розовые соски. Она медленным движением опытной соблазнительницы провела языком по нижней губе, словно слизывая с нее мед, а затем вынула из прически серебряную шпильку, и крупные черные локоны свободно упали на ее плечи. Она была похожа на Медузу, но Медузу прекрасную обликом.
— Ты не можешь хотеть этого всерьез, — произнесла она, тряхнув головой с недовольным хмурым видом. — Только не теперь!
— Не теперь?
В ее глазах отразилась обида.
— Ты… ведь только что снова вернулся ко мне.
— То есть, ты только что узнала, что у тебя есть муж, который не просто остался жив, но и — вот везенье-то! — пользуется благосклонной дружбой сына Императора. На меня тебе плевать, не я тебе важен, просто ты видишь, что дело, казавшееся когда-то проигрышным, неожиданно оказалось выигрышным и сулит большие выгоды. Ты предчувствуешь уже высокое положение жены влиятельного человека, почести и зависть всего города. Если бы я не был в фаворе, ты устроила бы просто покушение на меня. Вот чего стоит твоя наигранная нежность.
Она слегка отпрянула от него, в глазах ее появилось выражение обиды.
— Ах так, теперь ты меня обвиняешь еще и в покушениях на убийство! Может быть, ты хочешь обвинить меня в этом перед самим Домицианом?
— Меня вовсе не интересует то, что именно ты постараешься внушить Домициану, и как ты это сделаешь. Я знаю правду и этого достаточно, — резко сказал Марк и, отвернувшись, помолчал несколько мгновений, а затем продолжал усталым раздраженным голосом. — Юнилла, я пришел сюда вовсе не для того, чтобы вершить над тобою суд, это право я оставляю богам. Я хочу только одного — распрощаться с тобой на веки вечные и спокойно жить дальше. Наша свадьба была издевательством, нас обоих принудили…
— Нерон дал мне тебя! Нерон дал мне этот дом! Он мой и я не позволю тебе расхищать мою собственность!
— Что за безумие! Юнилла, не надо воспринимать мои действия, как удар по твоему самолюбию. Я не хочу начинать войну с тобой, я не испытываю к тебе ни капли ненависти. Я собираюсь хорошо обеспечить твою жизнь, дать тебе прекрасный дом, слуг и все необходимое. Ты не будешь ни в чем испытывать нужды. Не забывай о том, что при подобных обстоятельствах суд разрешил бы мне сохранить за собой все твое приданое, я же возвращаю его тебе!
— Все дело в том, что ты считаешь меня недостойной себя, Эндимион! И это ты, раб, который полжизни копался, словно крыса, в грязи! — подобная щедрость с его стороны привела Юниллу в замешательство, и она просто не знала, что и подумать. Сбитая с толку, она истолковала его великодушие как слабость и начала еще больше презирать его. — И ты еще осмеливаешься отталкивать меня от себя? Это тебе не удастся! Возвращайся сам в выгребную яму, откуда ты вылез! Возвращайся снова к своему чану с мочой и мой в ней чужую одежду!
— В таком случае я не желаю больше разговаривать с тобой! Тебя выкинут отсюда в три дня, — вспылил Марк и резко повернулся, чтобы идти.
— Ты вступил в любовную связь с наложницей Императора, Каэнис, этой старой каргой, которая занимается ростовщичеством и грабит людей. Ты спал с ней много раз. Не отрицай этого! Если ты прогонишь меня, будь уверен, все во Дворце узнают об этом.
— Говори, что угодно, но все будет так, как я сказал. Диокл проследит за тем, чтобы тебе была выделена та часть состояния, о которой я сказал.
— Диокла здесь больше нет.
— Что? — прошептал он угрожающе и, повернувшись, медленно пошел на нее. — Что ты сказала?
— Что слышал, — прошептала она и в глазах ее загорелся огонек торжества. — Он еще и не такого заслужил, но… — внезапно она осеклась, увидев выражение его лица. Она поняла, что подливает масла в полыхающий во всю силу огонь. Юнилла не знала, что одной из особенностей Марка является неукротимая мстительность, которой никто и ничто не может противостоять. Она осознала свою ошибку и поняла, наконец, что возвращенное ей приданое ни в коей мере не свидетельствует о слабости этого человека. Правда, ей так и осталось невдомек, что же все это могло означать. Юнилла рассудила про себя, что это был просто каприз Марка.
185 
