Особенно,... 
116 
Ауриана поймала в его взгляде выражение легкой паники и растерянности, что свидетельствовало о ее точном попадании в цель. Но он быстро справился с собой.
— Может быть, действительно я слишком жестко обращался с тобой.
— Жестко? Жестоко, я бы сказала!
— Ну пусть жестоко, — уступил он, добродушно улыбаясь. — Но меня самого так учили.
— Значит, твои учителя привыкли делать посмешище из тех, кого учат.
— Ну ладно, ты добилась своего. Прости меня. Ты делаешь… поразительные успехи.
Но его слова звучали так, будто кто-то другой говорил за него его голосом. Ауриана с досадой взглянула на Деция — эта похвала была не лучше его оскорблений.
Ауриана пристально глядела ему в глаза, тщетно пытаясь понять, что именно так привлекает ее в нем, отчего ее так тянет к этому человеку. Наверняка причины крылись не только в обаянии его нечестивой улыбки. «Если бы все было так просто, — думала она, — тогда я легко могла бы забыть его, ведь он не всегда улыбается!»
Деций тоже долго смотрел на нее, завороженный ее взглядом, не в силах отвести глаз. Он не мог выбраться из этой ловушки, как муха, застывшая в куске янтаря.
— Ауриана, мне… жаль, — попытался он что-то сказать, как будто эти неловкие слова могли помочь ему освободиться от ее чар. Что за безумные слова она только что произнесла? «Дикобраз»? Может быть, может быть… Но ведь, если задуматься, все люди произносят слова по существу с одной целью — чтобы держать других на расстоянии от себя. А что мешает ему обратиться к ней со словами более добрыми и нежными, тем паче, что он действительно в душе чувствует к ней самую настоящую нежность?
— Я… я не хотел обидеть тебя.
Ауриана пододвинулась поближе к нему, не отдавая себе отчета в том, что делает, поддавшись чувству острого любопытства и тайному влечению плоти. Внезапно она, однако, чуть было не отпрянула в ужасе, вспомнив тот стыд и боль, которые пережила недавно. Но та тяга, которую Ауриана испытывала к этому человеку, победила в ней мучительные воспоминания, и она смело прижалась к Децию. Как бы, интересно, ей было с ним, если бы ее не сдерживал долг перед семьей, перед племенем, если бы ее не удерживал просто стыд, наконец?
— Нет, — сказал он вдруг, отшатнувшись от нее. Не надо смотреть на меня так. Я не хочу закончить свои дни жалким образом, зная, что моей шкурой покроют шатер одного из воинов твоего отца. Я знаю, что мне можно делать, а чего нельзя.
— Но если бы я была женщиной твоего народа, ты бы хотел меня?
— Это глупо, Ауриана. Я бы хотел тебя вне зависимости от того, к какому народу ты принадлежишь, — сказал он и отвернулся. — Мне и так трудно проводить здесь день за днем наедине с тобой. Не делай же из этого невыносимую пытку.
Затем наступил канун дня прихода Волка. Когда Ауриана прощалась с Децием в этот последний день перед битвой, он внезапно обнял ее и поцеловал. Грусть и отчаянье слились в этом поцелуе. Ауриана разрешила себе несколько мгновений понежиться в его объятиях, а затем с усилием, одним рывком, как очнувшийся вдруг от тяжелого сна человек, отстранилась от него. На ее глаза набежали слезы.
— Боишься изменить своему божественному супругу? — промолвил он, с улыбкой приподняв ее за подбородок.
Ее улыбка была робкой и совсем детской.
— Мой божественный супруг изменяет мне каждый год во время праздника весны.
Они молча смотрели друг на друга несколько мгновений, а потом она повернулась и ушла. Сразу же вслед за этим Деций явственно расслышал шорохи шаркающих кожаных подошв по камням и торопливые шаги убегающего человека — вверху на карнизе скалы. Кто-то следил за ними и без сомнения был свидетелем их поцелуя.
С гулко бьющимся сердцем Деций начал быстро карабкаться по камням наверх, хватаясь за кусты и выпирающие корни растений. Подъем был крутой и трудный. Он достиг уступа скалы, служившего крышей его убежища, успев увидеть мелькнувшую на опушке леса фигуру убегающего человека, одетого в синюю тунику. Мгновение — и человек исчез в лесу. Деций знал о беспощадных, суровых до дикости наказаниях, которым подвергает народ Аурианы женщин, уличенных в близости с мужчинами-иноплеменниками. Неужели этот соглядатай донесет на Ауриану тому жрецу, который давно ненавидит ее? Неужели ее отдадут на смерть? «О, Немезида, — подумал Деций с ужасом, — это я убил ее! Убил всего лишь одним поцелуем!»
* * *
Марк Аррий Юлиан, Военный Правитель Верхней Германии, с беспокойством оторвал взгляд от вороха полевых карт и тревожно уставился в окно, за которым быстро спускалась ночь. Из окна кабинета его резиденции, расположенной в крепости Могонтиак, открывалась широкая панорама части римского военного лагеря и простирающейся за стенами крепости местности.
116 
