1020 
Этим утром Джинни едва нашла в себе силы причесаться, и она так похудела, что чёрное платье висело на ней мешком.
— Просто немного холодно.
Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечётся в нетление и смертное сие облечётся в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою.
…победою, — слово горечью отозвалось в душе Джинни.
Ну да, в конце концов они победили. Весь волшебный мир до сих пор праздновал смерть Вольдеморта: всё ещё гремели парады и вечеринки, Хогвартс был засыпан благодарственными письмами и подарками Мальчику, Который Выжил… Сам Гарри едва ли замечал всю эту радостную суету. Его не было на похоронах — он даже не поднял головы, когда Гермиона спросила, пойдёт ли он туда. Он целые дни проводил в лазарете, неподвижно застыв в старом рассохшемся кресле, задвинутом в угол, до сих пор облачённый в забрызганную кровью одежду. Нет, кровь была не его — мадам Помфри подтвердила, что Гарри совершенно не пострадал… никто из них не пострадал. Просто чудо.
Никто… кроме одного…
Смерть! где твоё жало? Ад! где твоя победа?
Гермиона, стоявшая по другую сторону от Джинни, издала неясный звук — не то всхлип, не то вздох. Рон обнял её, неловко потрепал по плечу израненной рукой; его пальцы покраснели от холода — похоже, он забыл взять перчатки. Джинни потянулась было к брату, чтобы коснуться его ладони в поисках утешения, но замерла — взгляд Рона был пустым и отрешённым, он не сводил глаз с чёрного гроба, убранного венками из тёмно-синих цветов.
Если бы она могла угадать, о чём он думает!
Она огляделась вокруг. Большинство присутствующих на похоронах людей были ей незнакомы. Люпин пришёл, но Сириуса не было. Рядом с Ремусом она увидела бледное, суровое лицо Снейпа — в своей чёрной мантии он походил на старую, потрёпанную жизнью ворону.
Покойся в мире. Земля еси, и в землю отыдеши.
Гроб начал медленно опускаться. Край венка зацепился за торчащий из земли корень, и листья и тёмные лепестки анютиных глазок посыпались вниз, пропадая в пустоте могилы. У Джинни перехватило дыхание, и темнота начала заволакивать зрение — будто в чистой воде растекались струйки чернил. Она с ужасом представила себе, как сейчас без сознания рухнет прямо на крышку гроба и, спотыкаясь, медленно попятилась прочь от разверстого могильного зева.
— Джинни… — прошипела Блейз, пытаясь удержать её за рукав.
— Нет! — Джинни рванулась прочь, подальше отсюда — от жадно распахнутой пасти могилы и от аккуратной группы безликих фигур в чёрном, столпившихся вокруг.
Каблуки ботинок оставляли глубокие вмятины на мёрзлом снегу узких кладбищенских дорожек, ведущих мимо ровных, бесконечных рядов гробниц, припорошенных инеем.
Джинни, минуя их, обратила внимание на одну, с памятником в форме сердца:
«Amor Vincit Omnia» — «Любовь побеждает всё».
— Чушь, — безжалостно отрезала она. — Сентиментальная глупость.
Хотелось заплакать, но мороз высосал всю влагу вокруг, и даже слёзы предали её — тугим комом застряли в горле, мешая дышать. Джинни поплелась дальше, повернула, следуя изгибу дорожки, и замерла — прислонившись к кованому забору, окружающему кладбище, стоял светловолосый юноша.
Она знала, кто это, но это ничего не меняло.
…Хотелось бы мне знать, наступит ли такое время, когда вид худого светловолосого парня в тёмной одежде не будет вызывать этой боли в груди… словно Отбивала залепил своей битой, — подумала Джинни.
Услышав, как скрипит снег под её башмаками, юноша поднял голову:
— Так скоро? Что, всё уже закончилось?
— Нет, — коротко ответила она. — Я просто больше не могла там оставаться.
Немного прихрамывая, он двинулся к ней; его левая рука болталась на перевязи, вокруг голубых глаз лиловели устрашающие синяки. Драко едва не разнёс ему череп своим кинжалом.
— Симус, — Джинни бережно взяла его ладони в свои, укутывая варежками голые пальцы юноши. — Ты не должен был приходить. Ты ещё не совсем здоров.
Симус напряжённо всматривался в происходящее на вершине холма, выглядевшего отсюда так, словно какой-то гигант, будто сахаром, посыпал его белыми могильными камнями.
1020 
