Особенно,... 
182 
Вернувшись в каюту, Урфин вновь присел на постель. Пульс ровный. Дыхание глубокое, спокойное. И улыбка эта, счастливая…
…он помнил другой сон и другое ожидание, куда более долгое. Но он не Кайя и вряд ли выдержит еще сутки.
— Проснись, пожалуйста, — получилось жалостно, но Урфин не знал, что еще сказать.
Что краснота уменьшилась. И сыпь проходит. Что еще пару дней, и от нее не останется и следа, разве что кожа некоторое время будет жесткой, но и это ненадолго.
Что волосы отрастут… когда-нибудь. А если и не отрастут, то волосы — малая цена.
Что Ласточкино гнездо ждет и более безопасного места не сыскать во всем мире.
Что, возможно, их еще попытаются перехватить, но вне замка Урфин не связан законом. Главное — свидетелей не оставлять. А это он умеет.
— Открой глаза, — попросил Урфин, вытягиваясь рядом. — Ты не сможешь вечно от меня прятаться.
И она подчинилась. Зеленые. Яркие. Осмысленные и очень-очень злые.
— Пить хочешь?
Слабый кивок и долгий выдох:
— Т-ты…
— Я, ребенок. Всего-навсего я. А ты кого ожидала увидеть?
Не вода — сильно разведенное вино с сахаром и медом. Ей надо восстановить силы. И Тисса пьет маленькими глоточками. А смотрит по-прежнему сердито.
Злится — значит, будет жить. И разве есть что-то более чудесное?
— Ты… меня…
— Украл.
Она пытается сесть, но обнаруживает, что не одета, и сама же ныряет под одеяло. Едва ли не с головой зарывается. Вспоминает. Хмурится. Касается головы и просит:
— Отвернись.
— Нет.
Урфин тысячу раз проговаривал себе то, что скажет ей, и вот теперь понял, что те слова не годятся. Нужны другие, но откуда их взять?
Обнять? Тисса не сопротивляется, вздыхает тихо, обреченно как-то.
— Это был единственный выход. Совет не позволил бы тебя помиловать. Кормак следил за каждым моим шагом. Он бы разрешил сбежать, но потребовал бы возвращения. Я бы, естественно, отказался. А отказ — это почти мятеж. За мятежом — война.
— И ты… убил другую женщину?
— Во-первых, не я. Палач. Во-вторых, ребенок, мы заключили честную сделку.
Не верит. Хмурится так, по-взрослому. Смешная. И придется рассказывать, хотя Урфин предпочел бы, чтобы она просто забыла обо всем. Следовало усыпить ее еще в Башне… а потом что? Сказку сочинить? Не выйдет. Рано или поздно Тисса узнала бы правду.
— Та женщина уже была приговорена. И в отличие от тебя, была виновна. Она убивала не для того, чтобы защитить себя, а ради денег. На ней как минимум шестеро. Ее ждала смерть на колесе. Долгая. Болезненная. И она охотно поменяла ее на плаху.
Пожалуй, плаху поминать не следовало.
— Она… мучилась?
— Нет. Клянусь.
— А если бы ты… если бы не нашел… такой…
Соврать? Невозможно. Увидит ложь. Промолчит, но запомнит. А доверия и так остались крохи.
— Тэсс, я не такой, как ты. Может, поэтому ты мне и нужна, чтобы не потерял край. Я бы нашел другую женщину. Заплатил. Вынудил. Обманул. Не знаю, что бы сделал, но сделал бы. А если бы не получилось, я бы убил всех, кто находится в замке. Возможно, что и за пределами замка. Чуму легко вызвать, но вот остановить…
…теперь его будут бояться, как прежде. И переубедить в том, что страх безоснователен, вряд ли получится.
— Лучше не думать о том, что могло бы произойти, если этого не произошло.
Она не отвернулась. И, коснувшись щеки — сразу вспомнилось, что давно не брился, — сказала:
— Если так, то, наверное, ты меня все-таки любишь…
А когда Урфин рассмеялся — он не хотел, само как-то получилось, — обиделась. Ненадолго. И это тоже было замечательно.
Отголоски магии давным-давно растворились в ткани мира, вернув его в прежнее спокойное бытие. И Юго успокоился. Пожалуй, он даже испытывал некое подобие удовлетворения, как после удачно проведенной акции. Это было странно, потому что неестественно: получать удовольствие не от чьей-то смерти, а от осознания, что совершенно посторонний человек остался жив.
И выбыл из планов нанимателя…
— Нет, — сказал наниматель, закрывая окно. Жаль, Юго нравилось пить ветер. — Нам на руку его исчезновение. Когда возьмут, оправдаться не успеет.
Зато останется жив. Наверное. И здесь Юго засомневался. Он бы ушел из опасной зоны, но с недоучки хватит вернуться ради абстрактной справедливости.
182 
