892 
Но королям деваться некуда – такими они родились, против предназначения тоже не пойдешь. Зачем лишние проблемы тем, кого такая доля миновала – вот загадка. Пожалуй, это у них от чувства собственной неполноценности и несамодостаточности. Не могут самоутвердиться иначе, как за чужой счет. Тут есть чему посочувствовать – они несчастные, ущербные твари.
Я бы их сразу убивал, чтобы не мучились сами и не причиняли хлопот другим. В частности, нам. Надоело без конца спасать мир, диссертация плохо продвигается. Материала прорва – обрабатывать некогда…
Не забыть про пиявок, про пиявок не забыть!..
Скорее бы уже в ДаанАзар – пиявки ждут!
Мне начинает казаться, что мы зря теряем время. Право, легче добраться до Трегерата, сходить в публичную библиотеку и поискать нужные сведения там, нежели разгрести многовековые книжные завалы Оттона. Быстрее будет. Но боюсь, наши со мной не согласятся. Будем рыть дальше, до победного конца.
Сейчас я пойду спать, а завтра поутру опять «в борозду», как говаривал один мой десятник, бывший землепашец… Да, засиделся я сегодня. Темно за окном, ночь. Люблю. Спригганы – существа от природы ночные, это проклятие вынуждает нас подстраиваться под чужой образ жизни…
– И когда же это кончится, твари добрые?! И что за напасть на мою седую голову?! – раздался вдруг голос, скрипучий и сварливый. Откуда он шел – непонятно, вроде бы из пустоты.
Хельги отложил перо, с любопытством огляделся. Другому на его месте, пожалуй, стало бы жутковато. Представьте себе: глубокая ночь, полутьма, которую не в силах развеять неверный огонек единственной свечи (другого освещения в королевской библиотеке предусмотрено не было – зачем, кому придет в голову читать на ночь глядя?); на полу и стенах – длинные тени странных очертаний, похожие на зловещие профили; огромные залы, наполненные древней мудростью людей и нелюдей, и вдруг в глухой тишине – голоса!
Но подменного сына ярла Гальфдана Злого, как известно, пугали только три вещи на свете, и таинственные библиотечные обитатели в их число не входили.
– Ну чего башкой вертишь? – продолжал голос. – Все равно не увидишь, покуда сам не захочу!
– Так захоти! – Хельги начинал раздражаться. – А то я и сам исчезнуть могу. Что, так и будем вслепую разговаривать?
Оно появилось из ниоткуда – маленькое серенькое существо, поросшее жиденькой, будто побитой молью шерсткой. Ничего диковинного в нем не было – обычный домовый гоблин. Точнее, замковый. Или библиотечный, кому как угодно.
– Я в этих стенах живу уж три века как. И такого отродясь не бывало, чтобы тут столько чужого народу толклось! Днем от вас покоя нет – ладно, терплю. Так теперь еще и по ночам повадились! Чернокнижники, что ль? Так зря стараетесь. Нету у нас черных книг, ни единой, можете не искать. Ступай себе восвояси, дай отдохнуть. От свечи глаза устали.
– Пожалуйста, я потушу, – пожал плечами урожденный спригган, существо от природы ночное. – Мне и без нее хорошо, я просто забыл… – Он загасил пламя.
– И что толку?! – возмущению гоблина не было предела. – Что толку, я спрашиваю, ежели твои глазищи еще хуже светятся?! Ну и страшные же вы твари – чернокнижники, доложу я вам! Ступай прочь, боюсь я тебя!
– Да не чернокнижник я!!! – шумно воспротестовал Хельги, пугая ночную тишину.
– А кто тогда? – спросил гоблин недоверчиво.
– Демонубийца, – брякнул Хельги в ответ. Сдуру, прямо скажем, брякнул. Не подумав.
Гоблин, бедняжка, где стоял, там и брякнулся без чувств. Потому что даже домовому гоблину ясно: встретить чернокнижника – не к добру, но демонаубийцу – не в пример хуже. Не остаются в живых после такой встречи смертные, да и бессмертные порой…
Хельги поднял обмякшее тельце за шкирку, встряхнул:
– Эй! Ты чего?! Помер?! – Он был очень удивлен: с чего бы это?
Гоблин приоткрыл один глаз. Простонал жалобно:
– Сгинь! Исчезни! Изыди, откуда явился в наш мир!
– Не изойду, – заупрямился Хельги, обидевшись. – У меня дело. Я книгу ищу.
– А я тебе сказал уже: нету тут черных книг! – Гоблин на удивление быстро успокоился, вернул свой прежний уверенный и сварливый тон.
– И я тебе уже сказал, что не чернокнижник. Мне надо найти книгу про Карола Освободителя, желательно старинную.
– А ты вообщето того… грамотный? – осторожно поинтересовался домовый гоблин и посмотрел на собеседника как на глупого. Оно и понято. Про Карола Освободителя повествовалось или, по крайней мере, упоминалось как минимум в каждой четвертой из всех книг, вышедших с конца пятьдесят шестого века и по сей день. В оттонской библиотеке таковых имелось великое множество: читай – не хочу. Если, конечно, грамотный.
892 
