742 
Чего не скажешь о паломниках мнимых. Меридит, Энка и Ильза были раздосадованы не на шутку. Что это за дискриминация такая, доселе в Староземье не виданная?! Можно подумать, они гдето в Сехале, а не в Срединных землях! Можно подумать, они гаремные бабы, а не воины! Сущее безобразие!
Хельги и вовсе пришёл в ярость, даже глаза разгорелись красным.
– Это ято незрелый муж?! – бесился он, не обращая внимания на культуру речи. – Да я за свою жизнь столько народу перебил, сколько в их паршивый храм не поместится! Да мне уже третий десяток идёт! У меня на то даже документ есть! С печатью!
Увы. Документы привратников не интересовали. Степень «зрелости» они определяли исключительно на глаз и были в своём решении совершенно непреклонны.
Ну ничего! – мстительно шипел урождённый спригган. – Не хотите похорошему – как хотите! В дверь не пускаете – через стену пролезу!
Именно так он и поступил. Сгрузил свой походный мешок Эдуарду (принца тоже причислили к юнцам, но он отнёсся к неудаче спокойнее других, рассудив: если даже наставника не пустили, куда соваться ученику?) – и канул, растворился в сером камне.
Из дневника Хельги Ингрема, запись от 22 апреля.
…Не могу сказать, что посещение храма доставило нам большое удовольствие. Теперь я понимаю, почему туда не пускают женщин и детей!
Снаружи храмовое здание выглядит небогато – простая пирамида, без всяких украшений. Изнутри – то же самое. Голые стены, окна даже без рам – просто сквозные проёмы в стенах, пол земляной, как в избе бедного селянина. Братство явно экономило на строительстве. Кстати, (что совсем уж странно для храма!) собственной магии у него тоже не было, только общий природный фон (обычные Силы Стихий, благодаря которым я и смог проникнуть внутрь) и та магия, что исходила от Чёрного камня Ло. Он лежал у задней стены храма, на высокой беломраморной подставке в форме дорической колонны и источал свои флюиды на весь Астрал.
С полчаса, а может, и дольше, мы просто стояли и «проникались священным духом Умрана», то бишь, получали ударную дозу магических эманаций камня. Было скучно до одури, я успел несколько раз сбегать наружу, к нашим дамам, и вернуться обратно. Остальным пришлось ждать. Орвуд от злости даже зубами скрипел и задавал риторические вопросы типа «они нас тут до конца времён мариновать собираются?» Но паломники ни малейшего нетерпения не проявляли, напротив, воодушевлялись всё сильнее. Было странно и неприятно наблюдать, как здоровые, солидные мужики постепенно впадают в экстатическое состояние и начинают вести себя будто буйнопомешанные. Одни заливались слезами умиления, рыдали обнявшись, друг у друга на груди (на мне тоже хотел порыдать один пожилой кудианин, я едва увернулся!). Другие наоборот, хохотали и пели, третьи казались и вовсе невменяемыми – раскачивались из стороны в сторону, нелепо размахивали руками, крутили головой так, что оторвись она от шеи, я не удивился бы! Отвратительное зрелище!
Но это было лишь преддверие праздника. Худшее ждало впереди! Я уже почти потерял терпение и собрался уходить совсем, когда началась главная часть церемонии. Откудато сбоку, из потайной двери вышли двое – мужчина и женщина средних лет, человеческой расы, весьма внушительной комплекции (чтобы не сказать «жирные»), в просторных белых одеждах, покроем и материалом заметно отличающихся от обычных ряс – точнее описать не могу, совершенно не разбираюсь в вопросе.
Сперва это был обычный молебен: жрец и жрица (все называли их «земным воплощением Умрана и Эрды») несли привычную религиозную околесицу – мы за последние месяцы немало наслушались подобной, потом все пели раскачиваясь, обняв друг друга за плечи. А потом… ох! Стыдно вспомнить! Короче, жрец и жрица стянули с себя балахоны, взгромоздились на специальный пьедестал и занялись тем, чем порядочные существа при посторонних не занимаются. Я никогда не считал себя образцом нравственности и морали, но такое зрелище и мне показалось чрезмерным. Чего уж говорить о бедном стыдливом Аолене! И перед Максом было неловко до ужаса – что он подумает о нашем мире?! (Правда, сам он говорит: «Ничего особенного, в нашем мире порой и не такого насмотришься», но мне кажется, это он просто из вежливости).
Жрец и жрица вели себя непристойно до крайности. Но паломники – ещё хуже. Скажем так: окажись в храме женщины и дети, дело непременно дошло бы до свального греха. Без них, женщин и детей, грех тоже был. Но каждый вершил его в одиночку. Самостоятельно. Уж и не знаю, что лучше.
742 
