Особенно,... 
115 
В системе ассезанской «карантинной сигнализации» они уже научились разбираться. Вывешено белое полотно — одолевает город магическая напасть, держись подальше, если не хочешь злого духа домой приволочь или другую какую дрянь. Черное полотно — большой мор: чума, холера, черная оспа, легочная язва, гнилая горячка. Войдешь в такой город — и не выйдешь, закопают в общей яме. Полотно серое — поветрие ходит, опасность не столь велика, трупы по улицам не собирают. Но лучше все равно не соваться, кому интересно поносом заболеть или сыпью какой?
Все это растолковал им какой-то мужик, более или менее доброжелательно настроенный благодаря презентованной бутыли кислого винища (это уж, конечно, Иван догадался). А мог бы и герой растолковать. Но не снизошел. Можно подумать, его самого миновали бы понос или сыпь!
Да, весьма символичное наказание измыслил безумный маг для героев! Но беда в том, что испытанием оно стало не только для них. Попробуйте-ка день за днем терпеть подле себя мелкое существо с дурным нравом, о котором приходится заботиться ежечасно — кормить, поить, носить аккуратно, от холода укрывать, а в ответ вместо благодарности получать только злые издевки и презрительные взгляды! Самое трудное — это знать, что он целиком в вашей власти: одного щелчка достаточно, чтобы убить его на месте, а уж унизить — десятки способов найдутся. Но именно поэтому вы ничего не можете с ним поделать, ведь это было бы подло. Вот и приходится терпеливо сносить все оскорбления и постоянно бороться с собственными недостойными порывами.
Был момент, едва не стоивший герою жизни. В шатре, за ужином, рыцарь, как обычно, сцепился с Кьеттом — ну никак он не желал оставить нолькра в покое, не мог забыть о прокушенной шее, о бесславном поражении своем. Слово за слово, герой язвил, Кьетт тоже в долгу не оставался, невольные слушатели клевали носами и в подробности не вдавались — надоело. Сначала разговор перешел на личности, потом на родителей и предков, и настал момент, когда Симиаз счел себя оскорбленным смертельно. И поступил именно так, как привык поступать в подобных случаях всегда — схватился за меч (обретший былую твердость сразу, как только рыцарь покинул стены замка), выскочил из корзины, перемахнув через борт, и без предупреждения пустил оружие в ход.
Когда вам в кисть руки внезапно всаживают острейшее лезвие около десяти сантиметров длиной — это очень, очень больно. Кьетт взвыл. Выдернул, переломил в пальцах и отшвырнул окровавленный меч. Здоровой рукой сцапал врага поперек туловища, сжал, едва не ломая хребет. Дикими белыми глазами обвел войлочное «помещение», примеряясь, обо что бы шарахнуть…
— Стой! — Влек повис у него на руке. — Энге, НЕ НАДО! Остановись! Отпусти его… вот так, умница… Иван, забери этос глаз долой!.. Дай я посмотрю, что у тебя… Больно, да? Ну что ты, не плачь…
Да, это был первый и последний раз, когда Иван увидел, как плачет от обиды и бессильной ярости не робкий и чувствительный снурл, а отчаянный, бесшабашный нолькр. Злые слезы текли по белому лицу, он даже всхлипнул пару раз, прежде чем сумел взять себя в руки и заявить почти твердым голосом:
— Все! С этого момента станем его в корзине на ночь запирать и выставлять вон на мороз! А то еще вылезет и глаза нам сонным выколет! С него станется, такие твари, как он, на любую подлость способны!
Рыцарь молчал. Он и сам уже понял, что перегнул палку.
— Знаешь что, давай-ка выйдем поговорим! — С этими словами Иван подхватил корзину, не заботясь, успел ли ее обитатель ухватиться за прутья, и выскочил на улицу. Он был в таком бешенстве, будто не Кьетта, а его самого проткнули! — Вот что я тебе скажу, герой! Ты здорово научился пользоваться своим укороченным положением! До предела обнаглел! Только имей в виду! Когда вы были сильнее нас на порядок, — ох как нелегко ему дались эти слова, неприятно расписываться в собственной слабости, — …вас это не остановило, вы на нас напали! Вот и мы можем однажды не остановиться.Прибьем тебя, как муху, или просто выкинем.И тогда друзьям твоим придется доживать свой век лилипутами! А ведь они на тебя рассчитывают…
Истребитель Драконов ничего не сказал в ответ.
Но с той минуты он свел общение со своими «переносчиками» до минимума. В перепалки больше не вступал, претензий не предъявлял, на вопросы отвечал односложно, держался отстраненно и надменно. Ну оно и к лучшему. О его присутствии спутники постепенно научились забывать.
115 
