- Дамы и господа, ужин подан! - Провозгласил мажордом.
Глава 21
Она воздела руки-крылья и сильным глубоким голосом запела старинную балладу, древнюю, как сам миф.
Явились они из страны леденящего мрака,
Настолько прекрасны, насколько ужасна их власть,
Исчадия смерти, исчадия тлена и праха,
Пришли в этот мир, чтобы здешнюю магию красть.
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
Не всякий способен увидеть их странные игры,
Когда путешествуют, сидя верхом на волне,
Роятся над пламенем как бестелесные искры
Иль в ивовых лозах таятся, скитаясь во тьме.
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
На грани меж воздухом, огненной плазмой, волною
Они существуют. И смертный любой обречен,
Едва лишь пленится безмерной красой ледяною,
Едва их увидит, - с могилой навек обручен.
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
В охоте расставшись, но вновь собираясь для танца,
Для гибельной пляски, незримой коварной игры,
Любого введут в состоянье прекрасного транса,
Готовясь насытить своей королевы костры.
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
Когда же ушел с водопадов Он, жаждущий тризны,
Когда прозвонили охранные колокола,
Когда Он призвал и потребовал плату и трижды
Пропели набаты, и на Гору гибель пришла,
Колокола прозвонили трижды, и на зов их явилась смерть.
Пытались они ускользнуть, не поддаться заклятью,
Пытались прельстить, откупиться или очаровать,
Но черной связал, обессилил Он их благодатью,
И черные души пришлось им Ему отдавать.
Колокола смолкли, и Гора убила их всех. И Гора похоронила их всех.
Молодая певица завершила свою зачаровывающую песню на невероятно длинной ноте, и гости разразились шквалом аплодисментов.
Это была древняя баллада о Йозефе Андере и лишь по одной этой причине её любили все. Далтон как-то однажды перелопатил древние тексты в попытке узнать смысл песни, но не нашел ничего, что могло бы пролить свет на значение слов баллады, которые к тому же варьировались, поскольку версий баллады существовало несколько. Это была одна из тех песен, смысл которых никто толком не понимает, но все очень любят, потому что в ней совершенно очевидно отражалась какая-то победа, одержанная когда-то всеми глубоко уважаемыми основателями Андерита. По традиции эта чарующая мелодия исполнялась лишь в особо торжественных случаях.
По какой-то страной причине Далтону показалось, что вот сейчас слова песни более понятны ему, чем прежде. У него было ощущение, что он вот-вот поймет их смысл. Но это ощущение исчезло так же быстро, как появилось, и Кэмпбелл переключился на другое.
Длинные рукава платья певицы коснулись пола, когда она поклонилась Суверену и а затем аплодирующим гостям, сидящим за головным столом, расположенным рядом со столом Суверена. Расшитый золотом шелковый балдахин прикрывал оба головных стола. Откинутые края балдахина поддерживали сделанные вдвое больше обычных андерские копья. Это создавало эффект, будто головные столы находятся на подмостках - что, по мнению Далтона, было недалеко от истины.
Певица поклонилась остальным гостям, сидящим за длинными столами по обе стороны длинного приемного зала. Рукава её наряда были отделаны белыми совиными перьями и поэтому, когда она во время исполнения воздела руки, то походила на крылатую женщину, этакое странное существо из тех времен, о которых говорилось в её песне.
Стейн, сидевший рядом с Министром и его женой, вяло аплодировал и явно прикидывал, как молодая певица будет выглядеть без перышек. Сидящая по правую руку Далтона Тереза хлопала исполнительнице, сопровождая свои аплодисменты криками "браво!". Далтон, тоже хлопая, подавил зевок.
Певица удалилась, приветственно помахав раздающемуся ей вслед одобрительному свисту. Когда она исчезла, в зал вошли четыре оруженосца с платформой, на которой возвышался марципановый корабль, плывущий по марципановым волнам. Надутые паруса корабля были, судя по всему, сделаны из сахара.
Естественно, сие произведение служило лишь для того, чтобы объявить, что следующие блюда будут рыбными, как преследуемый пряничными гончими пряничный олень, прыгающий в кусты остролиста, за которыми прятался желейный кабан, анонсировал мясные блюда, а фаршированный орел, с крыльями, распростертыми над бумажной панорамой города Ферфилда, предшествовал дичи. На галерее звон фанфар и барабанная дробь возвестили о прибытии следующей перемены.