69 
— Разумеется, мне неприятно чернить человека, скорее всего безвинного, — собравшись с духом, заговорил Плетнев, — и тем не менее поведение Саранцева вызывает у меня если не подозрение, то, скажем, некоторое удивление.
— Вот как?
— Во-первых, он с самого понедельника запил-загулял. Жена Чебакову жаловалась, что не просыхает. Фролов рассказывал, будто Сашка повадился по ночам к своей бывшей зазнобе Зинке Комаровой. А днем на острове пропадает — завгар его от машины отстранил, в механики разжаловал, а он взял и уволился. И моторка у него есть, и от его резиновых сапог следы точно такие, как на порожке были. Я сегодня внимательно их разглядел. Мотивы у него тоже, мне кажется, имеются. Вы, должно быть, знаете, что он был влюблен в Елизавету Васильевну, а она его чувств не разделила.
Теперь все эти доводы, спрессованные в обвинение, показались Плетневу неубедительными и наивными. Он даже пожалел, что поделился ими с Ермаковым.
Георгий Кузьмич коротко кивнул.
— Мы здесь друг про друга много чего знаем. Таковы особенности сельского быта. Но в последнее время, Сергей Михалыч, я все больше и больше убеждаюсь в том, что много и не знаем. Так вы говорите, Саранцев…
— Я могу и ошибаться. Так сказать, еще одну шишку на бедного Макара свалить.
— Ладно. Я сам с этим вашим Макаром побеседую. Завтра утром. В официальной обстановке. Надеюсь, за ночь он никуда не денется. — Георгий Кузьмич улыбнулся, обошел вокруг стола и остановился возле Плетнева. — А вообще-то нужно опросить всех, живущих возле нефтебазы. Самым доскональным образом. Кстати, о докторской моторке. Ведь так и не нашлась, можете себе представить? Чудится мне тут подвох. Что называется, кража с подвохом.
* * *
Проезжая мимо больницы, Плетнев подумал, что ему не мешало бы навестить Ларису Фоминичну. Все-таки первая учительница, да и Лиза наверняка обрадуется, когда он расскажет ей, что был у ее матери. К тому же Лариса Фоминична может помочь ему ответить на вопрос: виновен ли Михаил.
Лариса Фоминична сидела на койке возле окна. Кроме нее, в палате лежала старушка со сломанным бедром и девочка лет двенадцати, похожая в своих бинтах на большой белый кокон.
— Вам Лиза привет прислала.
Плетнев пожал сухую прохладную руку Царьковой.
— Спасибо, Сережа. Присаживайтесь. — Она кивнула на табуретку возле окна. — Я вам очень рада.
— Вас вот-вот выпишут. Я вижу, дело на поправку идет, — сказал Плетнев дежурную фразу больничного посетителя.
— А мне и тут неплохо. Соседи спокойные, не тревожат. Я сама встаю, даже по коридору гуляю.
Плетнев опустился на табуретку. Ответ Царьковой его удивил.
— Похоронили Михаила? Нехорошо он умер. Очень нехорошо.
Она смотрела на него все так же прямо и чуть строго, как и тридцать лет назад, и он невольно отвел глаза.
— Думаю, Лариса Фоминична, вы не верите в то, что в вас стрелял мой брат, — сказал Плетнев.
Она поморщилась, точно от боли, положила здоровую руку на забинтованное плечо.
— Мы же решили это дело прекратить. Тем более теперь. Я и следователю так сказала.
— Выходит, вы подозреваете моего брата.
Плетнев облокотился о подоконник, снова ощутив в груди противную сосущую боль. Брат утонул, и теперь ему ничего не угрожает — недосягаем он для земных законов. Но вот памяти о нем — его памяти о нем — угрожает многое. Он должен, должен убедиться в том, что брат невиновен.
— Лариса Фоминична, голубушка, вы наверняка понимаете, что теперь, когда Михаила уже нет в живых, у нас с вами есть моральные обязательства не позволить очернить память об умершем. Не мне вам это говорить.
Царькова снова поморщилась, поправила повязку на плече.
— Помимо этого, Сережа, у нас есть еще и моральные обязательства перед живыми.
— Я полагаю, с тех пор прошло столько лет, что давние раны успели затянуться.
— Вы ошибаетесь, Сережа, если считаете, что время лечит все душевные раны.
— Но я знаю, как Михаил относился к Марьяне. Мне кажется, он сохранил любовь к ней до последнего дня. Наверное, ей тоже небезразлично, какая о нем останется память.
— Марьяну сам черт не поймет.
Плетнев в изумлении смотрел на свою первую учительницу.
— У нее очень непостоянный характер, — пояснила Лариса Фоминична. — Сегодня как кошка ласковая, завтра зверем рычит. Нам с Лизой от нее частенько достается.
69 
