— Хотелось бы верить.
— Ты не должна ставить на себе крест, — сказал он мягко.
Услышав успокаивающие нотки в его голосе, она обернулась, слезы застилали глаза.
— Ты не понимаешь, как я отвратительна самой себе! Я всю жизнь буду ходить с опущенной головой! Я никогда не забуду, что значит ненавидеть себя за потерянное самоуважение.
— Ты пала жертвой опытного соблазнителя.
— Я сама согласилась. Он меня не принуждал, — честно сказала она. — Это был кошмар, Джейк, какого я и представить себе не могла. Я казню себя за собственную глупость. — Она сникла, обессилев. — Не жди от меня ничего, кроме дружбы. Я буду хорошей женой, матерью и компаньоном. Пожалуйста, не проси меня о большем. Я не смогу этого тебе дать. Мэри Смит тебя так хвалила, и я уважаю ее мнение и доверяю тебе. В свою очередь я обещаю хранить в тайне происхождение моего ребенка, сколько ты считаешь нужным. Даю слово.
— Спасибо, — сказал он спокойно. — Я изо всех сил постараюсь быть хорошим отцом, когда буду рядом. А ты с лихвой компенсируешь мои заботы в мое отсутствие. У тебя талант к общению с детьми, Эмбер. Дети беженцев так любили тебя. Ты давала им все — радость, заботу, любовь…
Эмбер прониклась теплым чувством к Джейку, мужчине, которым она восхищалась, который был мягок с ней, когда ей было так больно, и который заставляет ее начать жизнь сначала. Он показал ей выход из ада, вселил некоторую надежду, уверенность в себе.
Она несколько воспряла духом. Будущее окажется лучше, чем прошлое, сказала она себе. Так должно быть. У нее просто не оставалось больше ни сил, ни нервов ни на какие невзгоды.
— Дети беженцев лишились всего, — сказала она задумчиво. — А у меня была такая славная семья. Мне было очень тяжело, когда умерли мои родители. В моей жизни появилась пропасть, которую ничем не заполнить. Стюарт делал, что только мог, но он не был моим отцом. Папа был частью меня самой — понимаешь? — моей плотью и кровью.
— И мать свою ты обожала, — сочувственно сказал Джейк.
— Мне ужасно не хватает ее, — согласилась она. — Вот почему я жалею детей беженцев. Вот почему я изо всех сил старалась разыскать их родителей. Мои родители были для меня всем — верные, справедливые, открытые…
— Да, да… — Джейк не смотрел на нее. Он неловко пошевелился, словно его смущала ее откровенность. — Но не позволяй, чтобы родители стали в твоем сознании идолами, Эмбер, — предупредил он. — Не водружай их на пьедестал. Это неправильно…
— Но не в случае с моими родителями. — Ее глаза блеснули. — Они были необыкновенными людьми, и я горжусь тем, что я — их дочь.
— Совершенных людей нет, — настаивал Джейк. — Даже у них могли быть недостатки или тайны, которые они предпочитали не раскрывать.
— Я не хочу об этом слышать! — возмущенно заявила Эмбер, немного обеспокоенная его серьезным, почти сочувствующим взглядом. Волна усталости окатила ее, и она вздохнула: — Я совсем без сил.
— Бедная Эмбер! Ты дрожишь как лист. Хватит с тебя всего этого, верно? Почему бы тебе не прилечь на минуту?
Кровать выглядела соблазнительно. Равно как и Джейк. Она еле удержалась от желания броситься в его объятия.
— Думаю, мне лучше пройтись, — сказала она нерешительно. — Побуду немного с нашими гостями, а потом, наверное, мы сможем уйти.
Эмбер непроизвольно шагнула к двери.
— Подожди, тебе нельзя идти в таком виде, — мягко проговорил Джейк. — Фата у тебя сбилась, и без косметики ты выглядишь очень бледной.
— Ох! — тяжело вздохнула она. — Наверное, ты прав. Спасибо тебе. Сейчас накрашусь.
— Ничего страшного, это я так просто сказал, а вообще-то ты очень красивая. Хрупкая и воздушная…
Она удивленно моргнула, не найдясь с ответом. Затем, нервно зашелестев юбками, подошла к косметическому столику и села. Руки ее не слушались, и все внимание было приковано к отражению Джейка. Но и его теплая, подбадривающая улыбка не помогла ей удержать в руках помаду. Наклонившись и подняв ее дрожащими руками, Эмбер поняла, что так и не сумеет как следует накраситься. Сделает из себя клоуна.
Она торопливо прошлась по лицу пуховкой.
— Я нервничаю. Да не смотри ты так пристально, — пробормотала она, ощущая неловкость от его изучающего взгляда.
— Я думаю, мне следует побыть с тобой, — сказал он.
Его голос, приглушенный и хрипловатый, прошел волной по всему ее телу. Она захлопнула пудреницу.