Куда ей столько молока?! Вот если б Яся его пила, все бы хорошо было. Но Яся только когда сонная, к маминой груди присасывается. А днем подержит во рту грудь, высосет чуток молока и язычком сосок из ротика выталкивает. И плачет, пока бутылочку с молочной смесью ей не дадут.
«Дурочка ты моя маленькая! – думала сквозь тихие слезы Ирина. – Вон в городе детки какие хилые растут! И все на молочной смеси, потому что их мамам грудь не для детей нужна, а напоказ! А у меня для тебя столько молока! Родного, теплого, живого!»
Поплакав, включила Ирина на кухне свет. Вскипятила воду в чайнике. Литровую банку над носиком чайника, из которого наружу поток пара рвался, подержала. Подержала, пока банка три раза изнутри не «вспотела». После этого поставила она банку себе на колени. Расстегнула большие перламутровые пуговицы на платье. Грудь достала и, подставив банку, молоко сцеживать принялась.
Это занятие успокоило ее, отвлекло.
Минут через двадцать стало ей легче. Грудь, освобожденная от молока, больше не болела. Банка с молоком, закрытая ошпаренной кипятком пластмассовой крышечкой, на бойлере стояла.
А Ирина, накинув поверх платья мамино пальто, на порог дома вышла. Первым делом проверила: на месте ли подкова. Потом на звезды посмотрела.
А звезд на небе – множество. И мерцают они холодным синим светом. А воздух – не морозный. Или это она уже и мороза не чувствует?
Ладонь перед собой подняла. Линии на ладони не видны – темно еще. А вот воздух на ладони тоже не морозный, а какой-то свежий. И на щеках – свежий.
Задумалась Ирина о весне. О том, что через два месяца надо и землю на огороде готовить, семенами запасаться. Вот тогда она сможет матери помогать и за работой о Киеве забудет. Только каково им будет без ее киевских денег? Пенсия у мамы смешная, а с ведром молодой картошки на дорогу раньше середины июня не выйдешь! Вспомнила Ирина, как на обочине дороги картошкой да луком торговала. Бывало, и час пройдет, и два, прежде чем какая-нибудь машина тормознет и водитель, опустив в дверце стекло, спросит: «Почем ведро?» Купит, не торгуясь, и уедет. А ей опять во двор идти за картошкой. Деньги – маме в ладонь, потемневшую от въевшейся под кожу земли. Мама с деньгами к серванту – прятать, а Ирина с пустым ведром к погребу.
Постояла она на пороге, о прошлой да о будущей весне подумала и в дом вернулась. Что-то ей подсказывало, что новая весна другой будет, не похожей на прошлую. Прилегла, не раздеваясь. Да и заснула снова.
Утром, около девяти, шум подъехавшей машины услышала. В окно выглянула и улыбнулась счастливой улыбкой. К дверям поспешила. Провела Егора на кухню, на самое теплое место – спиной к газовой плите – усадила. Достала молотый кофе, под чайником газ зажгла. Чайник еще теплый, вскипит быстренько.
Мама тоже на кухню вышла, нарядная, с брошкой на зеленой кофточке. За стол напротив гостя села.
– Ты и мне налей! – дочку попросила.
– А что это вы такой невыспанный? – спросила, глядя на Егора.
– Да так, – Егор вздохнул. – Тяги в трубе почти нет, боялся, что дым в хату пойдет. У грубки и сидел. Маме тоже неважно было.
– Ой, у нас тут через три дома Гриша, печник. Может, попросить?
– Я уже нашел. Через полчаса должен прийти. Его соседка ждет.
Налила Ирина Егору и маме кофе. С сахарницы крышку сняла.
– Пойду посмотрю, может, Яся проснулась, – сказала и вышла.
Как только дверь за ней закрылась, посмотрела Александра Васильевна на Егора другим, более сосредоточенным взглядом.
– Вы бы оставались иногда у нас. Места хватает. Я б вам на полу у Иринки матрац постелила!
Егор, услышав, кивнул. Он в это время о своей недавней головной боли думал. Сейчас он, кажется, понимал, откуда эта боль. Из-за грубки, из-за дыма, который в трубу не вылетел.
– Вы меня к своей маме свезли бы, – попросила после паузы мама Ирины. – Я понимаю, шо она лежнем лежит… Все одно было бы хорошо познакомиться.
Егор отпил кофе. Добавил еще одну ложку сахара. Размешал.
– Хорошо, – сказал. – Как ей получше станет, съездим.
– Иринка с детства мороженое любит, ой как любит! – сказала мама, почувствовав, что надо бы что-то и о своей дочери сказать. Что-то сокровенное.
Дверь открылась. Ирина с Ясей на руках к столу села, только табуретку сначала от стола на середину кухоньки отодвинула. Яся с интересом на Егора посмотрела.
– Не боится! – удивилась вслух Александра Васильевна. – А Иринка, когда такой была, на каждое чужое лицо плакала!