Особенно,... 
94 
Дима вспомнил о своем страхе, опустил взгляд на пальцы рук, проверяя, дрожат ли они. Пальцы не дрожали, да и внутри у него, не в телесном нутре, а в душе, царствовало спокойствие.
Звон монет прекратился, но теперь в ушах у Димы звучало золотое эхо. Звучало и еще больше успокаивало его. Здесь, в зале игровых автоматов, где не было окон, но где каждый автомат давал столько яркого многоцветного света, что, в конце концов, любому вошедшему казалось, что он попал на другую, сказочную планету, Дима вдруг ощутил себя под защитой неведомых мистических сил. Подождав, пока клиент получил в окошке кассы свои жетоны, Дима подошел и улыбнулся жене. Он думал, что улыбается самоуверенной, спокойной улыбкой.
– Что это с тобой? – спросила жена взволнованным голосом. – Губу разбил?
Дима провел пальцами по губам. Вроде все в порядке.
– Нет, с чего ты взяла?
– Да какая-то улыбка у тебя…
– Я тебя пришел встретить. Чтобы вместе домой идти, – шатким, потерянным голосом произнес Дима.
– А, – кивнула жена. – Тогда погуляй полчасика. Или вот возьми, поиграй немножко!
И выложила ему два десятка жетонов.
В этот день Диме явно не везло. Жетоны он спустил за десять минут. Даже бонусной игры автомат ему не предложил. Потом вышел на улицу. Под ногами скрипнула корка старого снега. На нос капнуло с сосульки. Рядом, у автовокзала, кто-то ругался матом. Запах бензина в нос ударил. И Дима вернулся в зал.
Когда шли они в сумерках домой, Дима старался незаметно для Вали оглядываться по сторонам.
– Знаешь, – заговорил он негромко. – Может, нам уехать надо? С ребенком – это ж новая жизнь! Могли бы продать дом и купить где-нибудь за те же деньги двухэтажный коттедж, только подальше от Киева. Как ты думаешь?
– А чем тебе Борисполь не нравится? – удивилась Валя. – Тут все под рукой, все родное. А кто будет за могилками моей родни ухаживать? Да и сестра твоя тут, и твои все здесь похоронены!
– Не все, – уже мысленно сдавшись, выдохнул Дима. – Братец мой неизвестно где похоронен.
– Да он, может, и живой где-нибудь! Это ж уже десять лет, как пропал?
– Одиннадцать, – поправил жену Дима.
И вспомнил пропавшего братца, который все время на заработки в Россию ездил, а один раз просто не вернулся.
– Ты голодный? – спросила вдруг Валя.
– Ага, – Дима кивнул.
Валя засунула руку в карман пальто и встряхнула его. В кармане гулко зазвенели монеты. А на ее лице возникла игривая, хитрая улыбка.
– Пойдем на пельмени! – сказала она решительно. – Возьмем себе по две порции и котам по одной!
Дима облизнулся на ходу. Ему действительно сильно захотелось горячих пельменей. Но тут же что-то словно изнутри укололо его, и он скривил на мгновение губы и понял причину этого укола. Валя сказала: «Возьмем котам по одной!» Вот что задело! Мурику-Мурлу можно было и двойную порцию взять. В этом он не сомневался. А вот за что кормить «кухонного» Мурика пельменями, было непонятно.
Дима попытался перескочить мыслями на другую тему, но это ему не удалось. Чувство несправедливости навязчиво кололо его изнутри, раздражало.
– Знаешь, так нечестно, – сказал он жене.
– Что нечестно?
– Обоим котам по порции. Мой Мурик мне жизнь спас, а этот, второй, только под батареей лежать умеет!
– Ну, не знаю, – развела руками Валя. – Они же оба наши… Ну, хочешь, возьмем твоему Мурику двойную порцию?
«Все-таки какая умная она», – подумал о жене Дима, одновременно кивая в знак согласия.
Калитка в их двор оказалась распахнутой настежь, и это насторожило Диму. Он опасливо посмотрел на порог дома и увидел белый квадратик бумажки, вставленной в двери. Быстрым шагом поднялся на порог, вытащил записку и сунул в карман куртки. Открыл ключом двери и оглянулся на жену. Она, похоже, ни на что не обратила внимания. Просто зашла за ним следом и неспешно раздеваться и разуваться стала.
63
Киевская область. Макаровский район. Село Липовка
Боль в груди, переполненной молоком, подняла Ирину ни свет ни заря. На часах – двадцать минут пятого. За окном тихо и темно. В комнате – лишь посапывание спящей Яси.
Натянула Ирина теплые колготки, домашнее серое платье надела – не дай бог, увидит ее в нем Егор! – и на кухню. Платью – лет двадцать, а то и больше. Его еще мама носила. Но оно с пуговицами от пояса и вверх, удобное. Не включая свет, уселась за стол. Наклонилась, упершись в столешницу полной молока грудью. И заплакала тихо-тихо, чтобы тишину в доме не тревожить.
94 
