Особенно,... 
42 
После поездки в Лондон и визита к Полу Разерфорду Эван стал особенно внимателен к ее нуждам. Он настоял на том, чтобы помочь ей завершить убранство гостиной: развесил картины и фотографии, вымыл окна так, что они заблестели, как хрусталь, и даже сбегал в местную оранжерею, победоносно возвратившись с ящиками рассады и луковиц для ее сада.
Теперь в солнечный весенний день он сражался с сорняками за домом, и, глядя на его сосредоточенное лицо, она не представляла, о чем он думает. Выцветшие голубые джинсы и белая футболка подчеркивали ловкие движения гибкого сильного тела, обладавшего для Роуэн невероятной притягательностью. Она положила на стол сыр, которым собиралась посыпать омлет, и тихонько вздохнула. Теплое дыхание маленьким облачком затуманило стекло, и Роуэн поспешно стерла его пальцами, чтобы лучше видеть Эвана.
Как долго они будут разыгрывать шараду притворного безразличия и вежливости, скрывая, что в них бушуют страсти и невысказанные чувства надрывают душу им обоим? Роуэн понимала, что Эван для нее – не просто сосед или друг. К ней пришла любовь, и она не была потрясена этим чувством, потому что оно медленно зрело на протяжении нескольких последних дней. Она лелеяла его, как растение, готовое храбро пробиться сквозь толщу земли навстречу живительному солнцу. Эван убежден, что он не создан для длительных отношений, и, вероятно, она не сможет переубедить его, но ведь можно любить и на расстоянии? Эта мысль вызвала у нее невыносимую боль. Перед тем как он уедет в Лондон – а скоро это неизбежно произойдет она скажет ему, что навсегда останется его другом и не потребует больше того, что он может дать ей. Вот и все. Эван не увидит, как умирает ее душа. У него и так достаточно переживаний.
Он не верит, что она сможет похоронить призраки прошлого. Бог знает, как долго останутся у нее на сердце шрамы, нанесенные изменой и неверностью мужа. Но Роуэн знала: придет время, и она оправится от горя, потому что глубина чувства, которое она питает к Эвану, заставила ее понять, что привязанность к мужу была всего лишь слабым подобием любви.
Услышав шипенье, доносившееся из сковородки, которую она поставила на плиту, Роуэн очнулась и выключила газ. Стараясь успокоиться, она вынула из волос заколку, тряхнула головой так, что волосы рассыпались у нее по плечам, и прижала ладони к пылавшим щекам. Когда Эван внезапно появился в дверях, сердце у нее сжалось от тоски и желания, и виноватая улыбка тронула губы.
– Обед еще не готов... боюсь, что я задумалась и потеряла счет времени.
– Да? – Он не ответил на ее улыбку, и в его зеленых глазах промелькнула тревога.
Роуэн сразу поняла, о чем он подумал.
– Я не думала ни о Греге, ни обо всем остальном, – быстро сказала она.
– Тогда о чем? – В ожидании ответа Эван взял из стеклянного шкафчика высокий стакан и налил в него воды из-под крана.
– По правде сказать, я думала о тебе. – Отведя от него взгляд, Роуэн оглянулась, ища, чем бы ей заняться. Открыв ящик, она вынула чистое чайное полотенце и начала вытирать кружку, которая стояла верх дном на сушилке.
– Обо мне? – Одна изогнутая черная бровь исчезла под прядью упавших на лоб волос. Эван прислонился к столу, явно не торопясь удалиться.
Жалея, что не может унять лихорадочное сердцебиение, Роуэн с еще большей энергией принялась тереть полотенцем сухую кружку.
– Я думала о том, как у тебя дела... как ты чувствуешь себя. Ты ничего не говоришь мне.
Ее опасения оправдались. Эван мгновенно насторожился – точно опустилась решетка, защищающая внутреннюю часть крепости. Сделав большой глоток воды, он решительно поставил стакан на стол и вытер рукой рот.
– Я чувствую себя прекрасно. Тебе не о чем беспокоиться.
– Но я действительно беспокоюсь о тебе, Эван!
– Тогда перестань. – Он презрительно скривил губы и отвел взгляд. – Я не маленький мальчик, разве ты не видишь? Я сам могу побеспокоиться о себе.
– Но... ведь каждому человеку нужно, чтобы кто-нибудь беспокоился и заботился о нем. Никто не может жить в полном одиночестве.
Эван резко обернулся и поймал взгляд Роуэн, который был полон искреннего сочувствия. Если бы она не знала, какое нежное сердце бьется в его груди, она в ужасе отпрянула бы, увидев свирепое лицо, искаженное гримасой ярости.
– Ты можешь испытывать подобные чувства... вполне оправданные при данных обстоятельствах; но у меня, Роуэн, их нет. Мы друзья, но, если это означает, что ты будешь вечно печься о моем благополучии, я сию же минуту выйду в эту дверь и никогда не возвращусь.
42 
