Элизабет, младшая сестра графини Фернлей, вышла замуж за Огастеса Клиффорда, служившего тогда куратором в Лондоне, в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер.
Граф Фернлей, дабы сделать приятное жене, назначил его викарием небольшого прихода в Фернфорде, который находился в его собственном поместье в Хертфордшире. Таким образом, Торилья и Берил выросли вместе.
Их родители были весьма рады этому обстоятельству, и хотя Верил была на два года старше Торильи, разница в возрасте была не столь уж очевидна.
Более того, Торилья оказалась куда смышленее старшей сестры, но старалась держаться с ней вровень, ибо Берил постоянно отставала в учебе.
Графиня Фернлей предпочитала жить в Лондоне, поэтому Берил больше времени проводила со своей тетей, чем с матерью.
Она так любила миссис Клиффорд, что ее неожиданная кончина заставила Берил горевать ничуть не меньше Торильи.
С утратой матери жизнь Торильи совершенно переменилась. Преподобный Огастес счел невозможным более оставаться в доме, где был так счастлив со своей женой.
Ему стало невмоготу трудиться в тихом уютном селении, где, откровенно говоря, у него было не слишком много дел, и подал прошение о назначении его в один из самых уединенных и бедных районов на севере. И вот через два месяца после смерти жены Огастес Клиффорд занял должность викария в Барроуфилде.
Все это произошло так стремительно, что Торилья осознала случившееся, лишь оказавшись в странном и чужом для себя месте, вдали от родни и знакомых. Только Эбби могла как-то утешить ее.
Ну а для преподобного Огастеса переезд послужил средством облегчить свое горе, а быть может, и вызовом, о котором он мечтал всю жизнь, хоть никто и не догадывался об этом.
Вдохновленный неукротимым желанием помочь тем, кто был несчастнее его самого, он весь ушел в проблемы и трудности, которыми изобиловала ужасающая жизнь шахтерской деревни.
Казалось, он один с пылом крестоносца противостоит целой армии зла.
Лишь Торилья и Эбби знали, что в своей одержимости он забывал о пище и сне, пытаясь хоть в чем-то помочь существованию своих новых прихожан.
И свою стипендию, и те крохотные средства, которые у него оставались, викарий до последнего пенни тратил на паству.
Только благодаря Эбби, забиравшей у него после получения чеков деньги для ведения хозяйства, они были избавлены от голода.
И теперь, сидя за обеденным столом, Торилья думала о поездке на юг и о том, что разрешение отца будет зависеть от стоимости этой поездки.
— Я получила письмо от Берил, папа, — сказала девушка.
В это время викарий налил себе стакан воды, а в двери появилась Эбби с бараньей ногой.
— От Берил? — задумчиво переспросил викарий, словно впервые услышал это имя.
— Берил выходит замуж, папа. Она просит, чтобы я приехала, погостила у них в Холле и помогла ей с приданым. А еще она просит, чтобы я была подружкой на ее свадьбе.
— Ах, Берил! — воскликнул викарий.
— Ты не против, если я поеду, папа?
— Нет, нет. Конечно же, нет! — Он отрезал кусок баранины и положил его на тарелку. — Впрочем, едва ли мы можем позволить себе такую поездку.
— Я поеду на дилижансе, — заверила его Торилья. — И если поеду одна, а Эбби оставлю приглядывать за тобой, все обойдется не так уж дорого.
Едва прочитав письмо Берил, она сразу подумала, что возьмет Эбби с собой, но теперь поняла: служанка должна быть здесь — не столько из-за расходов, сколько из-за викария, так как он просто не сможет выжить без прислуги.
Эбби умела заставить его есть и спать, ей это удавалось лучше, чем родной дочери.
— Я как раз думал, — тихо сказал викарий, — что все свободные деньги надо отдать миссис Коксволд. Она ожидает девятого ребенка, а у старшей дочери, по-видимому, чахотка.
— Мне очень жаль Коксволдов, папа.
Но ты не хуже меня знаешь, что каждую пятницу мистер Коксволд отправляется в кабак и пропивает там по крайней мере половину своего заработка.
— Знаю, — согласился викарий. — Но мужчина вправе по собственному усмотрению тратить то, что зарабатывает.
— Только в том случае, когда дети его не голодают, — возразила девушка.
— Второй девочке в этом месяце исполняется пять, и они, наверное, отправят ее в шахту — работать.
— О нет, папа! — воскликнула Торилья. — Она слишком мала! Ты помнишь, как болела маленькая Барнсби? Стоя по колено в воде, она заработала пневмонию.
Викарий вздохнул.