— Что случилось, мисс Торилья? — спросила старшая.
— Письмо, Эбби! Письмо от леди Берил и… Не знаю, поверишь ли ты — она помолвлена и собирается замуж!
— И вовремя, — сказала Эбби с фамильярностью старой служанки. — Ее светлости скоро двадцать один, она имеет успех в Лондоне; я давно ожидала этого.
— Ну что ж, она уже помолвлена, — повторила Торилья. — И представь, Эбби, она приглашает меня в гости.
Торилья расправила лист бумаги и прочитала вслух:
Торилья, ты будешь моей подружкой.
Я намереваюсь ограничиться только одной, чтобы не создавать себе излишней конкуренции.
— Как будто у Берил может быть соперница! — расхохоталась Торилья.
Эбби не ответила, и девушка продолжала читать:
Ты должна немедленно приехать ко мне… как только получишь это письмо. Не задерживайся. Ты должна мне помочь во многом. У меня столько дел, и я рассчитываю на тебя в выборе моей одежды, в планировании моей свадьбы и, конечно, рассчитываю на твое участие в приемах, где люди захотят познакомиться с моим женихом.
— И кто же стал суженым ее светлости? — спросила Эбби.
Торилья повернула страницу.
— Ты не поверишь, Эбби, — со смехом ответила она, — но Берил не назвала его имени! Как это похоже на кузину! Она всегда забывает о самом главном. Предвижу, сколько хлопот свалится на меня, если, конечно, папа… отпустит меня… к ней.
Последние слова девушка произнесла поникшим голосом, и в ее огромных глазах читались сомнение и грусть.
— Конечно же, вы должны ехать, мисс Торилья, — решительно сказала Эбби. — Хотя, ей-богу, надеть вам совсем нечего.
— Об этом я могу не беспокоиться. Мне впору платья Берил, она всегда была щедра и позволяла носить все, что мне нравилось, даже костюмы для верховой езды. — Торилья на мгновение задумалась и вдруг спросила:
— Ой, Эбби, как ты думаешь, мне позволят поездить на лошадях дяди Гектора? Вот бы вновь очутиться на спине чудесного животного!
— Не сомневаюсь, что ваш дядя предоставит вам своих лошадей, как прежде, когда вы были ребенком.
— Больше всего мне не хватало здесь доброй лошадки, — вздохнула Торилья.
— Мне не хватало куда больше всяких разностей, — возразила Эбби, — да и вам тоже, мисс Торилья. Не надо обманывать себя.
И Эбби принялась развязывать тесемки коричневого голландского фартука, предназначенного для готовки; он прикрывал второй, ослепительно белый, который она носила поверх серого платья.
— Я немедленно начинаю собирать ваши вещи!
— Нет, Эбби, подожди, подожди! — остановила ее Торилья. — Я должна спросить папу. Он может не захотеть, чтобы я возвращалась… домой. — Она немного поколебалась и добавила извиняющимся голосом:
— Фернфорд был для меня домом семнадцать лет… пока была жива мама…
— Именно, мисс Торилья. Там и есть ваш дом! — убеждала ее Эбби. — И вам нечего делать в этом грязном местечке!
Торилья улыбнулась. Эбби твердила это, наверное, в тысячный раз.
— Ты знаешь, что оно значит для папы, — тихо сказала Торилья.
Внезапно хлопнула входная дверь.
— А вот и он! — воскликнула девушка. — Поспеши с обедом, Эбби, а то, сама знаешь, он убежит по делам, забыв о еде.
Пойду поговорю с ним.
Торилья повернулась и выбежала из кухни в узкий мрачный коридор, выходивший в несколько претенциозный холл.
Там спиной к двери стоял преподобный Огастес Клиффорд, викарий Барроуфилда.
Это был статный, обаятельный мужчина, но выглядел он значительно старше своих лет. Его белая как лунь голова и лицо, изборожденное глубокими морщинами, говорили о нелегкой жизни, требующей огромного напряжения сил.
С печатью грусти на челе он опустил на кресло шляпу священнослужителя, однако, завидев приближающуюся к нему Торилью, нежно улыбнулся.
— Ну вот я и вернулся, Торилья! — воскликнул он. — И как раз в назначенное время.
— Как хорошо, папа! Обед уже готов, — обрадовалась Торилья. — Было бы обидно, если б из-за твоего опоздания погибла прекрасная баранья нога, которую прислал нам фермер Шиптон.
— Да, конечно, я не забыл, — сказан викарий, — но если она велика, нам следует поделиться…
— Нет, папа! — заявила Торилья тоном, не терпящим возражений. — Делиться нечем. Иди скорее в столовую, мне нужно кое-что сказать тебе.
Викарий вошел вслед за дочерью в темноватую комнатку, где в отличие от гостиной окна выходили на фасад дома и смотрели на север.
Здесь стояла вполне приличная мебель, которую они привезли с собой с юга, однако шторы были сшиты из дешевого материала, хотя Эбби и Торилья сделали все возможное, чтобы скопировать драпировку, запомнившуюся им по Фернлей-Холлу.