52 
Затем, когда Катя поняла, что ее статус старосты под угрозой, она стала доносить втайне ото всех. Улыбаясь, обещала, что поможет и отмажет, а сама бежала к куратору жаловаться. Этот — не пришел, тот — намерен заплатить, та — уже подкупила профессуру. Тем не менее к Кате относились достаточно спокойно. Прохладно, но снисходительно.
У Кати были три подруги: Оля Уварова, Лена Пахомова и Регина Цыбина. Эти девочки, видать, вместо модных журналов читали «Домострой». Они носили целомудренные свитера и юбки, общались исключительно на тему домоводства и вслух мечтали выйти замуж и родить детей (пока что получилось только у Оли). Кроме того, в отличие от Никитиной, Пахомова, Цыбина и Уварова старательно всем сочувствовали. Они качали розоватыми головками, сжимали губки и поглаживали твой локоть, приговаривая:
— Ох, бедняга ты моя. Заболела? Чайку принести? Тройку влепили? Ничего, хочешь, я с тобой позанимаюсь? С другом поругались? Не переживай, лапочка. Хочешь, переночуй у меня. Правда, раскладная постель сломалась…
Более того — одна из них, сейчас не вспомню, кто именно, даже была идейной вегетарианкой.
Патологическая физиология началась на пятом семестре. Ее преподавал мерзкий тип — Олег Александрович Бабин, тридцатилетний сильно пьющий врач со скорой. Он периодически вставлял в предложения элементы тюремного жаргона и зачем-то набивался к студентам в друзья — некоторые наши парни пили с ним в угловой пиццерии «Чайка».
Вот как началось первое занятие: Бабин вошел в аудиторию, встал спиной к доске и сделал руками такой Удивительный жест— как будто он несет огромный поднос. Эта поза характерна для египетских фресок, на которых несколько жриц обращаются с молитвой к богу Ра. Короче, руки в стороны, ладони смотрят вверх. Получается кривой и вытянутый треугольник. И тут Бабин вдруг объявил:
— Я — матка!
Игнатьев заметно напрягся. Его гематомы, приобретенные не без помощи Бурта, еще не все прошли.
Все моментально стихли. Секрет этого заявления разгадали только сидящие впереди: от Бабина несло алкогольным перегаром.
Власов тут же поднял руку:
— А я — яичник!
— Эй, вы там, не мешайте. У нас сегодня урок про строение внутренних органов. С матки, пожалуй, и начнем. Итак, как вы проходили на гистологии, у нас есть три слоя, эпителий… так, кто там телефон включил? А ну, вырубить немедленно! Теперь слушаем внимательно господина педагога. Я — человек, открытый для предложений. Так что кому лень ходить — будем общаться. Этого я вам не говорил. Это вам так, послышалось. Теперь про органы — чтобы понять, как сокращаются мышечные слои, мы будем проводить опыты на зверях. Поднимите руки, кто успел заметить, что возле нашего универа нет бездомных собак?
К сожалению, это была не шутка. Это была жуткая и гнусная правда, ввергшая всю группу в детский восторг.
— Да ладно вам! — сказал Нанзат. — Че, прям резать будем?
— Да.
— Ух ты, класс! — подал голос кто-то.
— Круто, а мы убивать сами будем, или нам уже дохлых и вонючих принесут?
— Сами, сами. Уймитесь.
Я помню, как в первый раз нам принесли мышь. Она была достаточно раскормленной, беленькой, с розовыми глазами. Шерстка пахла детским мылом. Она была чистой-чистой, как кусок только вынутой из упаковки ваты
После того как ее «обездвижил» восторженный обладатель пары неловких рук, началось самое интересное.
— Блин, а она что-то чувствует еще? — спросила Цыбина.
Подлетела Пахомова со скальпелем:
— Да не, мы ж ей отключили спиной мозг. Сейчас пойдут только физиологические движения.
— Эй, девочки, смотрите, она пасть приоткрыла. Хрена се! Давайте посмотрим, что она сделает, если ей ковырнуть живот!
— Ой, как интересненько, — сказала Лаврентьева. — Вскроем ее, девчонки, а?
Я набралась смелости (всегда боялась этой троицы) и подошла.
— Может, не стоит? Мы и так уже измучили зверя.
— Форель, да ну тебя!
— Да, — сказала Цыбина, — ты сама ни черта не учишь, так почему отвлекаешь? Иди почитай. Скоро «коллок», а ты занимаешься фигней.
Я поднапряглась.
— Девочки, но как же можно…
Три пары вылупленных глаз с густо намазанными ресницами одарили меня взглядами в стиле хмурой служащей «Сбербанка». Так смотрят, когда задергивают шторку и говорят:
— У нас обед!
Я посмотрела вокруг. Единственными непричастными к этому акту зловещего садизма были Игнатьев, Морозова, Воронцова и Саяна. Рита с Власовым в тот день вообще не явились.
52 
