Особенно,... 
75 
— Видите ли, Соломон, вам лучше сказать, что вы оказали гостеприимство одному французу, который вернулся из путешествия по Востоку и желает познакомиться с обществом страны, которой восхищается.
— Понимаю, — кивнул Бриджмен.
Работая над портретом, потом готовясь к первому приему в Блю-Хедж-Холле, как отныне называлось жилище Бриджмена, Себастьян совершенно забыл про алмаз. И вдруг как-то после обеда вспомнил о нем.
Он поставил шкатулку на стол, взял щипцы и поворошил землю. Не найдя алмаз сразу, Себастьян уже испугался, что потерял его. Быть может, эта фантастическая земля поглотила камень, кто знает! Наконец, заметив, что щипцы что-то задели, выудил сильно запачканный алмаз; Себастьян протер его. И нахмурился. Камень изменил цвет, приняв светло-желтый оттенок. Он присмотрелся к пятнышкам и удивился еще больше. Самые крупные побледнели, став из черных серыми; теперь изъяны гораздо меньше бросались в глаза. А мелкие и вовсе исчезли: вместо них остались лишь едва различимые матовые пятнышки. Не приснилось ли ему это? Или он и сейчас спит?
Что же она такое, эта иоахимштальская земля?
Себастьян все еще стоял в задумчивости, когда в дверь постучали. Себастьян пошел открыть: оказалось, Бриджмен. Он редко заглядывал к своему молодому другу. По-видимому, хозяина дома, которого сопровождал слуга, что-то очень развеселило.
— Дорогой друг, — сказал Соломон, — должен вам сообщить кое-что необычайное и приятное: как утверждает Уильям, — он кивнул на слугу, — со времени вашего приезда в доме повсюду находят дохлых мышей. А что касается живых, то они, похоже, исчезли. Я подумал, что, быть может, вы знаете разгадку этой замечательной тайны?
Себастьян бросил взгляд на шкатулку, на пол и обнаружил, что кое-где просыпал ничтожное количество земли. Поморгав, он ответил не сразу:
— Послушайте, Соломон, мне надо рассказать вам об одном открытии…
И пошел притворить дверь.
25. СКАНДАЛ
Не прошло и трех месяцев, как граф де Сен-Жермен и Вельдона стал любимчиком лондонского света.
Хоть он и считался французом, а английская аристократия тогда отнюдь не благоволила к Людовику XV, его пригласили на майский бал к маркизу Вустеру, герцогу Бьюфорту. Там Сен-Жермен блеснул, танцуя с дочерью маркиза менуэт, который сам же и сочинил для маленького оркестра за полчаса до того. Этот подвиг вызвал в высшем свете такой восторг, какой способны стяжать лишь подвиги военные. Все восхищавшиеся портретом Соломона Бриджмена стали еще выше превозносить достоинства французского дворянина.
Всех поражали алмазы, украшавшие пуговицы, часы и башмаки графа де Сен-Жермена; знаменитый сапфировый кулон, некогда вызвавший неодобрение Байрак-паши, заблистал еще ярче в ореоле преувеличенных похвал. Однако это были всего лишь дополнительные штрихи к его многочисленным талантам, среди которых больше всего ценилось искусство графа вести беседу.
Уже одни его драгоценности успокаивающе действовали на гостей: этот человек богат, даже очень богат; он вовсе не из тех двуличных, вечно клянчащих в долг иностранцев. К тому же совсем не прожорлив — ест мало и едва касается своего бокала с кларетом. Матери девушек на выданье всерьез задумывались о возможности приобрести титулованного зятя, хоть и француза.
Но главное — графу удавалось одним своим присутствием оживлять даже самый тягостный вечер.
Его ценили тем больше, что он бегло говорил по-английски, а чуть уловимый иностранный акцент лишь добавлял пикантности и экзотики его обаянию — вполне хорошего тона. Речи графа украшала какая-то прелесть. Он бывал на Востоке и описывал пышность Высокой Порты и невыразимую печаль, которая охватывает в Иерусалиме верующего, когда он проходит по Крестному пути. Себастьян польстил склонности аудитории к роскоши и неге описанием скромных трапез — кофе со сластями и ликер из лепестков роз…
— Ликер из лепестков роз! — неизбежно восклицала та или иная дама.
— Дыхание от него остается благоуханным долгие часы, — уверял рассказчик.
Он исторгал слезы даже у мужчин, описывая грусть, с которой сам прошел, шаг за шагом, путем окровавленного бичами Христа к Голгофе.
— Но там ничего не видно, — говорил он, — кроме торговцев с равнодушным взглядом, которые погоняют своих ослов, навьюченных дынями и салатом. Какая же бесконечная грусть вас охватывает тогда! Наша всеобщая история началась именно в этих местах, простота которых сравнима лишь с их величием. И вот сегодня они в запустении под властью людей, которым дела нет ни до Бога, ни до Креста!
75 
