— Безусловно. Клянусь в этом честью. Я не нуждаюсь ни в деньгах, ни в милостях Стюартов, и ничто на свете не вынудит меня исполнять презренное ремесло сводника.
— Знакомы ли вы с миссис Фицкраун?
— Никогда не слышал этого имени.
— Эта дама проживает в Эдинбурге, как мне сказали.
— Никогда не был в этом городе. А откуда эти господа узнали, что при мне письмо?
Судья нахмурился.
— Кто вам сообщил, что при графе де Сен-Жермене находится это письмо? — спросил он офицера.
— Сэр, к нам в королевскую полицию пришло анонимное послание, согласно которому некий француз, сообщник Молодого Претендента по имени Сен-Жермен, получил от Молодого Претендента письмо, содержание которого может заинтересовать службу безопасности короны. И что означенного француза можно найти на ужине у сэра Роберта Кру.
— Вы хотите сказать, — спросил судья ледяным тоном, — что явились на вечер в почтенный дом по простому анонимному доносу, изъяли запечатанное письмо у одного из гостей и вскрыли его?
— Могли ли мы поступить иначе?
Судья поморщился. Он долго изучал письмо, потом его взгляд задержался на печати. Он обернулся к писцу:
— Флавиан, вы не могли бы попросить хранителя архивов, чтобы он разыскал оттиск печати Стюартов и дал мне для сравнения? Если он может спуститься сам, скажите ему, что я был бы ему очень признателен. Ах да, прежде чем уйти, пододвиньте сюда, пожалуйста, какое-нибудь сиденье.
Писец по имени Флавиан принес табурет и поставил его перед письменным столом.
— Присаживайтесь, сударь, — сказал судья Себастьяну.
Оба офицера приуныли. В течение некоторого времени, которое показалось арестанту бесконечным, слышно было только потрескивание факелов.
Наконец снова появился Флавиан, а за ним следом человек в черной мантии с большой плоской коробкой в руках.
— А, доктор Калпеппер, — оживился судья, — вы очень любезны, что побеспокоились. Хочу обратиться к вашей компетентности. Не могли бы вы взглянуть вот на эту печать и сказать мне, может ли она принадлежать Стюартам, Старому или Молодому Претендентам? Флавиан, придвиньте кресло доктору Калпепперу и принесите нам свечей, чтобы лучше было видно.
Когда все это было сделано, доктор Калпеппер взял в руку послание, приписываемое Молодому Претенденту, бросил на него быстрый взгляд и, пожав плечами, заявил:
— Печать — грубая подделка, господин судья, это сразу бросается в глаза.
— Вы едва на нее посмотрели.
Калпеппер открыл коробку и достал оттуда два оттиска.
— Сравните сами. Красная — печать Молодого Претендента, приложенная к письму, которое мы перехватили в июне, а большая синяя — печать Стюартов.
Судья наклонился и кивнул.
— Секретарь, запишите: согласно экспертизе, проведенной доктором Исааком Калпеппером, директором архивов лондонского Тауэра, нарочно призванным по этому делу, печать, приложенная к посланию, найденному при графе Сен-Жермене и Вельдона, является несомненной подделкой.[33]
Оба офицера выглядели еще более растерянными, чем недавно.
— Доктор Калпеппер, благодарю за любезность. Господин граф, вы свободны. Прошу извинить за досадное недоразумение. Королевская полиция проявила излишнее усердие, будучи обманута некой злонамеренной особой.
Он бросил суровый взгляд на обоих офицеров.
— Соблаговолите немедленно вернуть шпагу графу де Сен-Жермену. И проводите его до дверей. Разрешаю выразить ему свои сожаления.
Себастьян снова опоясался шпагой, поклонился судье и покинул мрачное место. В вестибюле он обнаружил своего слугу Джулио, замерзшего и расстроенного. Малый прождал хозяина всю ночь. Через час Себастьян был уже в Блю-Хедж-Холле, где Соломон Бриджмен места себе не находил от беспокойства.
26. НЕИЗБЕЖНАЯ СМЕНА МАСКИ
История с Тауэром разнеслась по всему Лондону.
На следующий же день после своего освобождения Себастьян послал леди Кру драгоценную шкатулку с большущей живой жабой внутри. У твари на шее была ленточка с запиской: «Ваша душа, мадам, просит принять ее обратно».
Соломон Бриджмен хохотал всякий раз, когда вспоминал об этом.
Слуги сэра Роберта рассказывали, что их госпожа лишилась чувств от ужаса, услышав кваканье из открытого ларчика, и потом не выходила из комнаты целый день. Этот анекдот стал широко известен, а его комментаторы сошлись во мнении, что леди Кру столь же злонравна, сколь и распутна.