Особенно,... 
167 
— Это не люди, это животные, — сказал он, и помощник шерифа, несмотря на свойственный молодости некоторый цинизм, поежился. — Если они сейчас убьют друг друга, — продолжал Бензенхейвер, — подумайте, сколько останется не съеденной ими еды, ею можно будет насытить не одного человека.
И помощник понял, что выдумка Бензенхейвера о новом законе, карающем кастрацией за половое преступление, не просто остроумный ход. Бензенхейвер понимал, разумеется, что такого закона нет и не будет, но считал, что его необходимо ввести в уголовный кодекс. Это была одна из идей, привезенных Арденом Бензенхейвером из Толидо.
— Несчастная женщина, — сказал он, вертя в руках клочки ее лифчика. — А сколько лет этому Орену?
— Шестнадцать, от силы семнадцать, — ответил помощник шерифа. Ему самому было не больше двадцати четырех.
— Если он такой взрослый, что может трахать кого не попадя, значит, яйца ему уже можно отрезать.
„Только куда резать? Куда?“ — спрашивала себя Хоуп, сжимая тонкий, длинный рыбацкий нож. В ладони бился пульс, но Хоуп казалось, у ножа есть сердце, и это оно бьется. Она медленно потянула нож вдоль бедра, поверх разодранного сиденья и уголком глаза увидела лезвие. Резать зазубренной частью или лучше гладким лезвием? Оно казалось таким острым. И как убить человека этим ножом? Рядом с потными и ритмично движущимися ягодицами Орена Рэта нож в ее руке был чудом — холодным и далеким. Как лучше — резать или вонзить? Она не знала. Его горячие руки сжимали ей ягодицы, подбрасывая вверх. Подбородком, твердым, как камень, он уперся ей в ямочку над ключицей. Неожиданно он выпростал из-под нее руку и стал что-то искать на полу.
— Двигайся! — прохрипел он. Она попробовала изогнуть спину, но ничего не вышло, попыталась шевелить бедрами, безуспешно. Она чувствовала, он хочет найти свой ритм, ему надо кончить. Рука, та, что была под нею, теперь давила на поясницу; другой он шарил по полу.
И она поняла — он ищет нож. Как только найдет пустые ножны, ей конец.
— А-а-а-а-а! — закричал он.
„Быстрей“, — подумала она. Между ребрами — в бок и вверх, или между лопатками, пробить легкое и грудью ощутить, как выходит кончик ножа? Она занесла руку над его изгибающейся спиной, увидела маслянистый блеск ножа, как вдруг рука его поднялась с пола и швырнула штаны на рулевое колесо.
Он хотел было встать с нее, но его низ был захвачен последним спазмом: бедра мелко, неуправляемо дергались, но грудь он уже оторвал от нее, отталкиваясь обеими руками от ее плеч. Его большие пальцы потянулись к ее горлу.
— Где нож? — крикнул он. Голова его крутилась по сторонам в поисках ножа. Она старалась спрятать от него свое горло, но он пальцами подпер ей подбородок.
Хоуп обняла ногами его белые ягодицы. Он не мог уже остановиться, хотя, видимо, умом осознал грозившую ему смертельную опасность.
— Отдай нож! — потребовал он.
И тогда она, мгновенно занеся руку над его плечом, скользящим ударом лезвия перерезала ему горло. Она не увидела нанесенной раны, чувствуя, что он душит ее. Но вот одна его рука разжалась, и он схватился за свою шею, прикрыв ладонью рану, которую ей захотелось увидеть. Наконец между его сжатыми пальцами засочилась темная кровь. Он оторвал руку — опять, видно, стал искать нож, — и из его рассеченного горла вывалился прямо на нее огромный пузырь. Послышался чмокающий звук, как будто кто-то рядом высасывал из бокала последние капли через засорившуюся соломинку. Она снова могла дышать. „Где его руки?“ — подумала она. Казалось, они одновременно лежат на сиденье рядом и вспугнутыми птицами мечутся у него за спиной.
Длинным лезвием она ударила его повыше пояса, наверное в почку, потому что нож с легкостью вошел в тело. Ударила снова и снова. Орен Рэт прижался щекой к ее щеке, совсем как ребенок. Он бы закричал, конечно, но своим первым ударом она рассекла ему дыхательное горло и голосовые связки.
Хоуп еще раз ударила повыше, но наткнулась на что-то твердое, наверное на ребро, попробовала надавить — ничего не вышло, и она выдернула нож. Орен дергался, как будто хотел слезть с нее. Тело его посылало само себе сигналы тревоги, но они не достигали цели. Он откинулся на сиденье, голова у него не держалась, а пенис, продолжая двигаться, все еще соединял его с Хоуп. И Хоуп снова вонзила в него нож. Тот вошел в живот сбоку, по прямой прошел несколько дюймов до пупка, и снова на что-то наткнулся. Тело его снова упало на нее, придавив ей кисть. Но это уже было не страшно. Она высвободила руку и вытащила окровавленный нож. В кишечнике у него как-будто что-то лопнуло. Потоки крови и отвратительный запах оглушили ее. Она выпустила из руки нож, и он упал на пол.
167 
