В Америке существенно меньше лицемерия. Лицемерие характерно для обществ, где властвуют условности, продиктованные перезревшей моралью. В XX веке нации одна за другой постепенно освобождаются от пут ханжества и двоедушия, конечно, не без влияния писательской братии. Умные, гуманные люди (прототипы героев Джона Ирвинга) относятся к сексу — одной из самых болезненных для нас социальных проблем — как к естественной человеческой потребности, правда, чреватой многими осложнениями, даже роковыми, если удовлетворять ее, нарушая некие правила. Эти люди без смущения рассуждают о половых отношениях, занимаются любовью, пишут о ней, грешат, испытывая чувство вины и стыда, но в самом сексе не видят ничего позорного, а тем более грязного.
Все эти черты нашли отражение в романе. На их фоне разыгрывается семейная драма Гарпа, Дженни Филдз из простой медсестры неожиданно для себя становится знаменем феминистского движения и гибнет от руки маньяка. В этом смысле „Мир от Гарпа“ — абсолютно американский роман. Изображенные же в нем отношения — вненациональны; любовь, ревность, страх за детей — все это волнует и всегда волновало человечество.
Разумеется, в каждом обществе, даже в самом цивилизованном, сохраняются какие-то условности. Часть из них, не меняясь на протяжении веков, превращается в традиции. Другие отмирают на наших глазах. Такая условность, отображенная на страницах романа, — отношение общества к Роберту Малдуну, изменившему свой пол и превратившегося в Роберту Малдун, поскольку и для многих американцев транссексуалы — явление, способное вызвать шоковую реакцию. А, собственно, почему? Люди вправе распоряжаться своей судьбой как им вздумается, если, конечно, при этом они никому не причиняют зла. И Джон Ирвинг показывает, как постепенно преодолевается этот моральный запрет. Хотя автор и отмечает, устраивая брак Данкена с новоиспеченной женщиной, что, пожалуй, только Данкен мог бы на ней жениться, в романе, однако, имеется сцена, иллюстрирующая, как меняется в этом отношении сознание всего общества. Вскоре после смерти Роберты Данкен смотрит по телевизору матч, в котором участвуют „Орлы Филадельфии“. В этой команде Роберта, будучи мужчиной, играла нападающим. И Данкен с грустью и радостью видит: на стадионе приспущен флаг в память о замечательном футболисте, а текст комментатора уважителен без тени насмешки. И Данкен замечает, как разительно изменились взгляды общества на транссексуализм, бывший еще недавно пощечиной общественной морали.
Сквозь весь роман проходит общая (экзистенциальная?) тема смерти. Все взаимосвязано, одна ниточка цепляется за другую. Страх за детей порождается инстинктом продолжения рода и усиливается живым писательским воображением. Но в человеке живут и другие страсти, хотя бы ревность к сопернику. Столкновение двух неуправляемых страстей производит в человеке такой сбой, что Гарп, узнав об измене жены и любя без памяти сыновей, трясясь над ними, тащит их в холод и дождь в кино; и без того простуженный Уолт после этого не умирает, однако, от воспаления легких, а гибнет в тот же вечер в результате безумного, бессмысленного порыва отца — уехать из дому, пока жена попрощается по телефону со своим любовником. Гарп позже признает — в смерти сына виновато их с Хелен временное помрачение рассудка.
Ревность Гарпа вызвана прелюбодеянием жены. Измена Хелен предопределена мелкими интрижками Гарпа. Находясь в плену страстей, порождаемых инстинктами, человек должен где-то черпать силы, чтобы противостоять им во избежание драматических последствий. Создатель, преследуя какую-то свою цель, наделил нас автоматически действующими инстинктами. Но Ему все же пришлось придумать и механизм, обуздывающий инстинкты. На земле изредка рождаются великие мудрецы. Наблюдая за переплетением человеческих судеб, видя трагические развязки и счастливые концы, они, подмечая определенные закономерности, вырабатывали кодекс поведения человека, формулировали нравственные заповеди, без которых — с одними только инстинктами — человечеству и не выжить и не исполнить плана таинственного Создателя. Таким образом, заложив в человека инстинкт продолжения рода, Создатель устами великого пророка обуздал этот инстинкт, слегка захиревший в человеческом обществе под действием социальных причин (а может, еще и экологических).
Великие писатели, как и великие мудрецы, давно подметили курьез: любовная интрижка, длящаяся несколько сладких минут, имеет вторую, грозную сторону медали. Интрижка ведь не что иное, как искаженное, карикатурное претворение в жизнь заповеди „плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю“. Но седьмая, запретительная заповедь Моисея требует: „Не прелюбодействуй“. И не зря требует. Последствия интрижки могут быть роковыми. Роман Джона Ирвинга — убедительная тому иллюстрация. Как известно, призывы к добродетели не достигают цели, если их высказывают прямо в лоб. На помощь мудрецам приходят писатели, но силу воздействия имеют только талантливые, художественно правдивые произведения. Такие, как „Мир от Гарпа“. Создатель высекает заповеди на камне, писатели иллюстрируют их.