Последние отзывы

  2  

К ним подошел однокашник, которого они только что обсуждали.

Шарль-Арман Ламбрей — отпрыск старинного герцогского рода, давшего Европе не одного правителя, служил в верховой кавалерии, то есть в самой обычной кавалерии.

Этот светловолосый парень с длинной шеей, одетый в темную блузу и высокие желтые сапоги, выглядел старше своих двух попутчиков, хотя они были ровесниками.

—   Ну и скукотища на этом вокзале. А знаешь, что я услышал? — обратился он к Жаку Лервье-Марэ. — Поскольку все берейторы в армии, нам дадут тренерских лошадей. Ах да, тебе же это неинтересно. И какого черта ты выбрал бронемашину? Мне было бы обидно въехать в Сомюр не на коне.

—   У каждого свой дурной вкус, — парировал Камиль Дерош. — Ясное дело, вам бы только в Столетнюю войну поиграть.

Ламбрей закурил. Огонек сигареты осветил вялую линию скул, весьма характерную для отпрысков старинных родов.

Камиль Дерош притворился, что дремлет, но на самом деле пристально наблюдал за Ламбреем. Прикрыв глаза, подперев рукой подбородок и опершись локтем о колено небрежно поставленной на сундучок ноги, он развалился с той непринужденностью, которую может себе позволить только человек с незаурядной внешностью. Военная форма выгодно подчеркивала широкую грудь обладателя изящной головы с пепельными волосами, безукоризненными чертами лица и карими глазами, в которых светились и лукавство, и грусть. Приятели называли его не иначе как Бобби.

Взаимная антипатия Ламбрея и Дероша была вполне осознанной, и оба не упускали случая друг друга поддеть.

—   Если уж кавалерия так устарела и так смешна, — сказал Ламбрей, — то зачем вам шпоры? Для начала, они никак не вяжутся с обмотками, но если уж вам так хочется, тогда уж и носите их правильно.

—   Бобби, один-ноль! — констатировал Лервье-Марэ.

Дерош опустил глаза: обмотки торчали наружу. Смутившись, он нагнулся, чтобы их поправить, но вдруг указал пальцем на перрон:

— Жак, ты только посмотри! — И возмущенно крикнул: — Месье! ^[5]

Все стоящие вокруг дружно обернулись. Из-за тюков, ружей и чемоданов выскочила маленькая собачка и кинулась прямиком к Бобби. Тот погрозил собаке пальцем, приговаривая:

— Не угодно ли к нам, Месье? Располагайтесь! Вы скверный пес и отпетый мошенник!

Пес радостно закрутил хвостом. Это был рыжий фокстерьер с квадратной мордочкой и большим черным пятном вокруг глаза.

Все, кто напрягся при слове «месье», заулыбались, поняв, что это просто кличка собаки. На лице Дероша, не ожидавшего такого внимания к своей скромной персоне, появилась ироническая усмешка.

— Представляю себе, какой тарарам устроила Элен на вокзале Монпарнас, — сказал он. — Ну и шутку сыграл с нами пес, я даже начинаю его любить! Он вскочил в поезд, и его никто не заметил. Да вы шутник, Месье!

Месье, понимая, что речь идет о нем, уселся и с достоинством огляделся.

—   Это… это та очаровательная особа, которая вас провожала, дала ему такое имя? — спросил Ламбрей.

—   Нет, это я, — ответил Дерош. — Чтобы сразу было понятно: раньше его звали Бобби. И это благодаря ему я познакомился с… этой очаровательной особой. Нынешней зимой она ужинала в ресторане и вдруг крикнула: «Бобби!» Ну, я и подсел к ней за столик. А потом решил, что как-то неудобно называться тем же именем, что и собака, а потому назвал его Месье.

Месье встал на задние лапы.

— Чудесный пес, — сказал Лервье.

Он присел рядом с Бобби, и оба наперебой стали просить Месье дать лапу. Ламбрей остался стоять. Не то чтобы ему не хотелось повозиться с собакой, но на перроне была его часть. А форма обязывает.

Сквозь толпу к ним пробирался здоровенный парень с охотничьим рогом на перевязи. Он нес два сундучка, высоко подняв их в воздух. Один сундучок был новый, и на нем сверкала выведенная белым надпись «Ж. де Монсиньяк». На старом, видимо фамильном, сундучке значилось: «Майор де Монсиньяк». Наверное, в армию его собирала родня.

— Жорж! — увидев его, воскликнул Ламбрей. — Ты тоже в нашем поезде?

Великан поставил багаж и сердечно стиснул руку Шарля-Армана.

— Здорово! — И обратился к остальным: — Меня зовут Монсиньяк.

Он крепко стоял на сильных, чуть кривоватых ногах, и было в нем что-то от першерона. Дерош кивнул ему и пробормотал:

— О-па! А я уж было подумал: Портос.

Великан взглянул на Бобби.

— Ага, понял-понял, — пробасил он. — Здесь моих литературных познаний достаточно. Большой, сильный и глупый. Но я не обижаюсь. У меня был конь по имени Портос.

  2