29 
— И твое желание исполнится, — пообещал Повелитель, делая резкий выпад. Его плоть пронзала ее раз за разом.
— Быстрее, дьявол ты этакий! Быстрее! — кричала Люсинда, изнемогая от сладострастия. Инстинктивно выгнув спину, она сжала потайные мускулы, пленив дерзкого завоевателя, но тут же расслабилась.
— Ах, Люсинда, — прохрипел он, — ты убиваешь меня своей невыразимой сладостью!
Выпустив ее бедра, он накрыл ладонями нежные груди и стал осыпать их отчаянными ласками. Это оказалось последней каплей. Порка привела Люсинду в невероятное возбуждение, а ощущение его рук на груди довело до безумия. Такого исступленного наслаждения он ни разу ей не дарил. Ее тело содрогнулось, и она потонула в море экстаза, которому, казалось, не будет конца. Окружающее исчезло. Осталась лишь одна связная мысль: он должен спасти ее!
Повелитель почувствовал, как пена ее страсти заливает его жадную плоть, и с криком дал себе волю, стискивая сначала ее груди, потом бедра, врезавшись в нее еще несколько раз, прежде чем отдаться волне блаженства. Он должен спасти ее!
Он обмяк на ней, тяжело дыша. Сама Люсинда едва не потеряла сознание и бессильно повисла на «Укротителе девиц» в позе абсолютной покорности, так что Повелитель испугался, уж не убил ли он ее. Он приподнялся и принялся поспешно освобождать ее из пут.
— Ты жива? — встревоженно осведомился он и, подняв Люсинду, понес к креслу. Усевшись, он положил на колени недвижную женщину и прижал к себе. — Люсинда! Скажи хоть слово, сокровище мое! Что с тобой?
Люсинда глубоко, удовлетворенно вздохнула и медленно открыла свои голубые глаза.
— Все хорошо, Робби, — спокойно заверила она. — Не волнуйся. О, дорогой мой, меня никогда еще так не вспахивали! Правда, перекладина немного неудобна и самая середина давит на живот, зато остальное! Но, дорогой, тебе ни к чему было пороть меня, чтобы возбудить, хотя, признаю, новизна ощущений свое дело сделала. — Она погладила его по щеке, озорно подергала за маску и шепнула: — Ты великолепный любовник, Робби. Почему же считаешь, что бедность не дает тебе права на женитьбу? Это поместье — чудесное тихое местечко. Я могла бы прожить здесь всю свою жизнь, никогда не видя Лондона, и все же быть счастливой. Наверняка есть женщина, которая ради любви к тебе пошла бы на все.
Сердце Роберта разрывалось от боли и тоски. Она могла быть здесь счастлива! Сама сказала об этом. Он любил ее, но гордость и честь не позволяли открыто признаться в своих чувствах.
— У меня никого нет, — глухо обронил он и почти нетерпеливо столкнул ее с коленей. — Надень сорочку, Люсинда. Больше я ничему не могу тебя научить. Позавтракай, и мы поедем кататься.
— Когда наступит полнолуние? — робко поинтересовалась она, накидывая рубашку. Должно быть, уже скоро, недаром она каждую ночь смотрела в окно, на темнеющее небо.
— Через три дня, сокровище мое, — сообщил он.
Три дня. Всего три дня осталось им быть вместе. Три дня из всего чудесного лета, прежде чем ей придется участвовать в гнусной церемонии, которую Люсинда заранее ненавидела. Не плотской любви она страшилась. Беда в том, что поклонники не любви от нее хотели, а мести за то, что она сделала их посмешищем всего общества. Люсинда пожалела бы о содеянном, если бы из-за всего случившегося судьба не свела ее с тем, кого она полюбила так отчаянно, что готова была открыть ему свое сердце. Но это невозможно! Если Роберт отвечает ей тем же, а это вполне возможно, иначе почему еще он решился спасти ее, какую боль ему придется пережить, если их план не удастся! Если ее вынудят отдаться герцогу, маркизу и лорду Бертраму на глазах у злобствующей толпы благородных джентльменов!
Люсинда едва сдерживалась, чтобы не заплакать.
Следующие три дня пролетели как на крыльях. Они все время проводили вместе, в скачках по уже желтеющим полям. Роберт показал ей годовалого жеребенка, которого отправлял в Турцию, чудесное молодое животное, со шкурой, того же цвета, что и ее каштановые волосы. Жеребенок взял яблоко с ее руки, щекоча ладонь мягкими губами.
По ночам они растворялись в страстных объятиях, но Роберт по-прежнему уходил к себе, опасаясь, что она поддастся искушению снять с него маску.
— Поклянись честью, что приедешь на бал Уитли, — потребовала она. — Ты ведь можешь раздобыть приглашение?
— Мой друг лорд Боуэн все устроит, — пообещал он, целуя ее в лоб. — Это так важно для тебя, Люсинда?
29 
