64 
— Ты вся мокрая.
Почти грубая прямота его слов потрясла ее. Нили вздрогнула. Значит, вот как разговаривают друг с другом любовники?
Он стал ласкать ее. Нили расслабилась, ноги стали ватными.
— Сними рубашку, — прошептал Мэтт, вернув ее к реальности.
Нет, сегодня на нее и без того обрушилось слишком много. Она не сможет справиться со всем сразу.
— Но мы в лесу…
— Это куда лучше, чем в тесноте и духоте, — заявил он, собирая в руках складки ткани.
Нили попыталась было сопротивляться, но тут же сдалась. Ей опротивели условности, постоянная необходимость притворяться, осторожничать. Она молча подняла руки. Холодный воздух коснулся обнаженной кожи. Рубашка упала на землю.
— Теперь трусики. Отдай их мне.
Нили колебалась.
— Быстрее.
Его властный чувственный приказ потряс ее до глубины души. Но какой-то примитивный женский инстинкт требовал, чтобы она не уступала сразу, а начала свою игру.
— О, так и быть, — с притворным нежеланием пробормотала она и была вознаграждена тихим смешком, разлившимся в ее крови теплым медом. Медленно наклоняясь, она поражалась невероятной непристойности того, что собиралась сделать. Пусть весь кемпинг спит, все равно они в общественном месте!
Мэтт отнял у нее трусики и, кажется, сунул в карман.
— Не двигайся, — велел он. Но она и так не могла бы пошевелиться, даже перед лицом неминуемой гибели. Он сжал ее плечи, поцеловал в шею. Коснулся грудей и ласкал их, пока она не задохнулась. Нили обвила его ногу своей. Ощущения, словно сжатые до этого в тугую спираль, стали разворачиваться с такой силой, что вынести это не было никакой возможности. Она сжала его запястья, чтобы хоть немного замедлить развитие событий.
— Твоя очередь, — гортанно, еле слышно скомандовала она. — Раздевайся.
И снова этот тихий рокочущий смешок.
— Ты сошла с ума? Мы под открытым небом, сама говорила. Только эксгибиционисты способны резвиться здесь в чем мать родила.
— Я тебя задушу, — прошипела она.
— Лучше порадуй меня, — попросил он, проводя руками по ее спине. Но больше шутить почему-то не захотелось. — Тебя так чертовски приятно гладить!
А его ласки были еще приятнее. Он касался ее ягодиц, бедер, прижимал к себе все теснее.
— Ты и не подозреваешь, что я хочу с тобой сделать… прямо сейчас!
Она подозревала. Но все же хотела услышать. Из его уст. Прямые, жаркие, откровенные слова. Чудесные непристойные сексуальные выражения, которые зажгут кровь.
— Скажи мне, — едва выговорила она. — Скажи все.
Он стиснул ее сосок. Восхитительно-чувственная угроза.
— Любишь играть с огнем?
— Именно.
— Тогда готовься обжечься.
И она обожглась… услышав подробные, почти фотографические описания. Нескромные требования. Это и был земной язык секса и вожделения.
— Хочу раздвинуть твои ноги… развести бедра… шире… открыть тебя… — Он говорил, почти не отнимая рта от ее губ. Словно ставил на ней свое тавро. Языком, руками. Его руки… О, его руки… они были повсюду. — Коснуться тебя здесь… нажать тут… — Между ее ногами… ищущие настойчивые пальцы… — Здесь…
Ни смущения, ни колебаний, ни отвращения к ней как к женщине…
— И здесь… немного глубже…
Он жаждет ее.
Его ласки становились все более дерзкими. Она вскрикнула и, казалось, разлетелась на миллиарды сверкающих осколков.
Он нежно держал ее, целуя все то время, пока длилось сокрушительное землетрясение. И когда затихли последние отголоски, она ощутила, как влажна и горяча его кожа под ее ладонями. Как мучительно напряжены мышцы в попытке сохранить самоконтроль. Она опустила руку и коснулась его. Мэтт подался вперед. Его дыхание громом отдавалось у нее в ушах. Но тут он резко отстранился.
— Черт бы побрал этих девчонок!
Нили судорожно вздохнула.
— Я хочу быть только с тобой, — бормотал, как в бреду, Мэтт. — Не желаю волноваться, постоянно оглядываться, боясь, что слишком громко вскрикну или наделаю шума; не желаю, чтобы меня будили посреди ночи и просили пить или есть! — Он разразился градом непристойностей, точно таких, которые употреблял минуту назад, только в совершенно ином смысле. И вдруг замолчал. — Как я раньше не догадался?! Айова!
— Что? — не поняла Нили.
— Никаких детей. И кровать… — Он снова погладил ее спину. — Не просто груда сосновых иголок. Как только мы попадем в Айову и останемся одни, немедленно закончим начатое.
64 
