По-видимому, это желание ясно отразилось в глазах Хани, ибо Джерри без лишних слов стиснул ее в объятиях и жадно завладел губами. Рукой она обвила его шею, почувствовав под ладонью густые волосы на затылке. Когда он накрыл ее губы своими, все вокруг словно перестало существовать: остался только этот мужчина и его губы, руки, сила его желания. Их желания. Сердце Хани билось гулко и неровно. Или, быть может, это стучало его сердце у нее на груди?
Хани уже ничего не понимала, да и не хотела понимать, кроме одного: ее держал в объятиях, целовал и ласкал самый великолепный, самый чувственный, самый сексуальный мужчина из всех, каких она когда-либо в своей жизни встречала. Она приникла к нему, всем своим существом стремясь слиться с ним в этом поцелуе, стать с ним одним целым. Он так крепко прижимал ее к себе, что жар их тел, проникавший через одежду, стал общим.
Его рука обхватила грудь Хани. Она вздрогнула и очнулась от чувственного транса, пытаясь выбраться из этого эротического дурмана. Разум и осторожность все же одержали верх, и она мягко, но решительно выскользнула из его объятий.
— Я думаю, достаточно, Джерри, — пробормотала она, хотя тело все еще пылало от его близости.
— А я думаю, достаточно не будет никогда, — охрипшим от страсти голосом проговорил он, вновь протянув руку к ее волосам. — Отчего ты такая зажатая, Медок? Кто сделал это с тобой, твой бывший?
— Я не желаю говорить на эту тему! — решительно отрезала она, делая глубокий вдох, чтобы восстановить дыхание. — Но если тебе так интересно, то могу сказать, что мой неудачный брак тут вовсе ни при чем. Наверное, все дело в воспитании. Я выросла в доме, где правила соблюдались неукоснительно. Моя мать — истинная леди, не терпящая никакого отступления от норм. Она всегда была ужасно правильной и чопорной и в таком же духе воспитала и нас, двух своих дочерей.
— А твой отец?
— О, отец всегда был слишком занят работой, чтобы уделять нам достаточно внимания. Он никогда ни во что не вмешивался, предоставляя все заботы по нашему воспитанию маме. Сколько я себя помню, мне вбивали в голову, что я должна вести себя как настоящая леди, быть вежливой, осмотрительной и аккуратной.
— Но играть-то вам разрешалось?
— Только в спокойные игры, чтобы никакого беспорядка.
— Не слишком-то весело вам было, да?
Хани улыбнулась.
— Да нет, в общем-то мне не на что жаловаться, родители любили нас, хоть и держали в строгости. Просто иногда я… ну, чувствовала себя… взаперти, что ли. Однако привычка быть сдержанной и аккуратной прочно укоренилась во мне.
— Но я же вижу, Медок, что под этой сдержанной оболочкой таится чувственная, страстная женщина, которая только и ждет, чтоб ее выпустили из плена.
— Так же как за твоей грубостью и резкостью прячется человек добрый, отзывчивый и нежный?
Он на мгновение задумался, потом усмехнулся.
— Возможно, ты и права. Сойдемся на том, что мы оба не такие, как кажемся на первый взгляд.
Сойдясь на этом, они вернулись к стойке и разложили ланч по тарелкам: поджаренные ломтики бекона, вареные яйца, салат из овощей, кусочки рыбы, запеченной в тесте.
— О, да у нас будет пир горой, — довольно заметил Джерри.
— Я подумала, что раненому мужчине необходим более разнообразный рацион, чем пиво и острый консервированный перец.
— Ты забыла про мясо и сыр, Медок, — лукаво улыбнулся Джерри.
— Ах да, действительно, как я могла забыть? — подыграла она ему.
— А что это за рыба? — поинтересовался он.
— Тунец. Надеюсь, ты любишь рыбу?
— Не волнуйся, солнышко, я все люблю, особенно из твоих ручек.
Хани покраснела. И когда же этот несносный человек перестанет дразнить и смущать ее?
— Перчика не желаешь?
— Нет уж, благодарю. Но, если хочешь, я принесу.
— Не отказался бы.
Хани принесла из кладовки банку с острым перцем и с ужасом наблюдала, как он заедает им всю пищу.
— Бог мой, как все вкусно! — сказал Джерри. — Спасибо тебе, Хани, за такую трогательную заботу обо мне.
Хани, как и следовало ожидать, залилась краской. Чертыхнувшись про себя, она пробормотала:
— Я сделала бы это для любого…
— О нет, прошу тебя, не говори так, — взмолился Джерри. Позволь мне думать, что ты провела целое утро на кухне только ради меня.
Так оно и было, но Хани не собиралась в этом признаваться. Спеша сменить тему, она взглянула на него.