Особенно,... 
243 
— Это их служба! Но зато теперь покушений на тебя, как при Маклакове да Джунковском, не будет… Спи крепко.
Сами не заметили — когда и как, а восьми бутылок уже не было: пустые, их отставили в сторону. Хвостов поцеловал Гришке руку.
— Родной ты мой, знаешь, как я тебя люблю?
— Ври мне! Рази же собака палку любит?
— Любит.
— Врешь!
— Честно скажу: видел пса, лизавшего палку.
— Так это ее салом намазали. А пес-то — дурак, обрадовался, что вкусно пахнет, и давай ее нализывать…
Их оставили за столом объясняться в любви, а Белецкий вышел в соседнюю комнату, где передал Побирушке пять тысяч рублей:
— Не давай ему все сразу — пропьет и забудет, что брал. Вручай по тысчонке, чтобы иметь поводы с ним видеться…
Побирушка малость погодя залучил Распутина в спальню, оставив дверь приоткрытой, чтобы Белецкий видел, как он отсчитывает сотенные бумажки.
Распутин сложил их вдвое, задрал рубаху и сунул деньги в брючный карман.
Порядок! Вернулись за стол. Все уже распоясались, раскраснелись, мужчины скинули пиджаки, а Побирушка, по настоятельной просьбе Червинской, залез к ней под платье и, не скрывая своего крайнего отвращения к женскому телу, расстегнул ей пуговицу на лифчике… Мадам снова воспрянула.
— Фу! А то уже дышать не могла… Такая вкусная уха. Господа, а вы совсем не ухаживаете за своей единственной дамой…
Мужикам было не до нее: они обгладывали вопрос о проведении в обер-прокуроры Синода чиновника Волжина.
— А ен гадить в карман не станет? — беспокоился Гришка.
— Прекрасный человек! — отвечал Хвостов, уже пьяный.
— Если что — приструним, — посулил Степан…
Когда пришло время расходиться, все перецеловались с особым упоением.
Со стороны, глядя на них, можно было подумать, что такие ребята, как Степан и Алешка, пойдут на смерть друг за друга. Хвостов остался ночевать у Побирушки, в постель к нему перебралась Червинская; расчувствовавшись, он ей признался:
— Гришка у меня долго не погуляет… Степан тоже!
— Ты это серьезно?
— Кровь брызнет… всех распихаю…
Горемыкин прав: Хвостов — слишком «игривый» мужчина!
* * *
Симанович велел инженеру Гейне усилить наблюдение за Борькой Ржевским, лицом, близким к Хвостову, дабы выявить планы нового министра. Хвостов оказался «просвечен» с неожиданной для него стороны. В конце 1915 года завязался клубок, в котором трудно разобраться, но в котором даже сама путаница была вполне логична… Манасевич-Мануйлов вскоре шепнул Белецкому:
— Хвостов долго не протянет, свернет шею… Ну кто же из нас, служа в эмвэдэ, произносит вслух то, что думает?
— Затычка ему не помешала бы, — отвечал Белецкий. — Но если он не вставил ее себе сам, так я за него вставлять не буду!
ФИНАЛ ШЕСТОЙ ЧАСТИ
И опять история ломает каноны литературы!
Мыслимое ли это дело — под конец романа вводить нового героя, который в романе почти не будет действовать? Однако появление героя необходимо, ибо он станет последним ставленником распутинской шайки и займет пост министра юстиции на другой день после убийства Гришки Распутина… Сейчас главное — с чего о нем начинать?
* * *
Жил да был бедный студент, каких на Руси тысячи.
Николай Александрович Добровольский — из дворян.
Наука — бог с ней, а вот где бы подзанять деньжонок?
Это было в Киеве, где он учился на юриста в университете. Помощи от разоренных родителей хватило лишь на то, чтобы справить к мундиру подкладку из белого шелка. Не зная, как выкарабкаться из бедности, студент нанялся в любовники к одной старой даме, но она заразила его, и тем закончилась недолгая карьера альфонса. В поисках верных путей в жизни Добровольский спустился в игорный притон, где поставил десять копеек, а выиграл десять рублей. Это решило судьбу — раз и навсегда! Ради одного «маза» в шалмане он мог забыть о свидании с барышней. Ради приятных слов «ваша карга бита» он был готов на любую подлость. Но ему в игре не везло… Однажды, когда Добровольский, вконец продувшись, изнывал в буфете игорного клуба, к нему подошел И.М.Маршак — владелец ювелирного магазина на Крещатике.
— Страдаете, молодой человек? — и дал в долг…
Маршак оказался щедрым человеком — молодой юрист много лет играл и кутил на его подачки. А когда Добровольский отбывал военный ценз в кавалергардах, Маршак и там не оставлял его своим вниманием. В письмах он с добродушным юмором напоминал, что стоит ему предъявить векселя к оплате и Добровольский вылетит из полка в чем мама родила — на всю жизнь опозоренный! Отслужив в полку, Добровольский чиновничал в судебном ведомстве, женился на княжне Друцкой-Соколинской, у которой было триста десятин земли на Смоленщине, но игра пожирала все доходы от имения и службы.
243 
