Особенно,... 
93 
Сообщник Талила исчез.
Когда Чапел вошел в кабинет, Жанет Бак сидела на смотровом столе, а ее коллега-терапевт обрабатывал ей рану.
— Вы поймали его?
Чапел отрицательно покачал головой:
— Слишком резвый. Он выскочил через главный вход прежде, чем его успели задержать.
Она горько улыбнулась.
— Как вы? — спросил он.
— Он приходил за вами.
— Я уже догадался. — Чапел смотрел на жуткий порез, выделявшийся на молочно-белой коже женщины. — Что случилось?
— Он не смог, — сказала она.
— Что вы имеете в виду?
— Я только отпустила пациента, повернулась, а тут он. Сразу бросился на меня. Он улыбался, но, когда ударил меня ножом, его лицо изменилось. Он испугался. — Она отвела руку врача и показала Чапелу рану. — Обратите внимание, куда он нанес удар — между вторым и третьим ребрами. Место выбрано идеально. Все, что требовалось, — это надавить чуть посильнее. Лезвие вошло бы прямо в сердце. И я умерла бы, не успев даже вскрикнуть. Чтобы так точно попасть, надо иметь определенную практику.
— Думаю, практики у него было достаточно, — сказал Чапел.
— Тогда объясните мне, что его остановило?
31
Мордехай Кан ехал на север по двухполосной щебеночной дороге через опаленные войной поля Боснии. Какое-то время назад он обогнул Сребреницу, где за одну только неделю были убиты семь тысяч мусульман. Их тела похоронили в неглубоких общих могилах, засыпали негашеной известью и сверху прикрыли землей ровно настолько, чтобы ее не смыл летний ливень. Где-то там среди пологих холмов и распаханных лугов, а может, в густом сосновом подлеске остались и другие тела — сотни, тысячи, может, бог весть сколько.
Отвлекшись от дороги, он провел рукой по пассажирскому сиденью в поисках чего-нибудь съестного. На нем валялись фантики от конфет и банки из-под лимонада. Пошарив среди них, он нашел начатый пакет с жевательными мармеладками в форме медвежат Гамми. Он проворно высыпал его содержимое на ладонь и одним махом забросил конфеты в рот. Терпкий вкус вишни заставил улыбнуться — любимые конфеты его детства.
Кан устал свыше всякой меры. С тех пор как он в последний раз полноценно спал, прошло уже двое суток. Такой усталости он еще не знал. Нет, это были не те болевшие суставы, покрасневшие глаза, затекшая шея, как у всех, кто работал по ночам в лаборатории или на полигоне. Это была новая, жгучая усталость, несущая с собой ясность цели, горячее желание поскорее выполнить поставленную задачу, ощущение своей моральной правоты.
— Мы должны положить конец их негодующим воплям, — говорил ему человек из Парижа. — Мы должны дискредитировать их в глазах всего мира.
Кан помнил горящие глаза, полную боли улыбку и целеустремленность, которая, как нефтяной факел, пылала в этом человеке. Они встретились на собрании «Кахане Хай» в Вифлееме. «Кахане Хай» — мессианская группа, основанная последователями раввина Меира Кахане, божьего человека, который проповедовал изгнание всех палестинцев с израильской земли и предсказал, что перед пришествием мессии будет пролито много крови.
— Пора вспомнить, что написано в Торе, — прошептал он. — Как мы все знаем, в Торе гоям не дается никаких человеческих прав. Поэтому с палестинцами мы можем поступить так же, как поступил с их предками Иисус Навин.
— Убить их? — спросил тогда Кан, разделяя энтузиазм своего собеседника и заражаясь его ненавистью.
— Убить их всех. Но сначала мы должны дискредитировать их.
— Как?
— Всего лишь один варварский акт.
Эти слова ласкали слух Кана, как любовный поцелуй. Прошло три года, как он потерял сына, погибшего при взрыве шахидской бомбы. Его мальчик, в то время призывник второго года срочной службы, находился на пропускном пункте около Рамаллы. Позже он видел запись того нападения. Безумно ухмыляясь, палестинский шахид поднял оба больших пальца вверх, а затем позволил своей машине врезаться в металлическую будку, взорвав при этом сто фунтов пластиковой взрывчатки с гвоздями, болтами и шайбами. И не стало на земле капрала Давида Кана.
Один варварский акт.
Его дочь Рахиль умерла от снайперской пули, когда несла медикаменты для какой-то семьи в одном спорном израильском поселении на Западном берегу. Рахиль, игравшая на скрипке как ангел и готовившая для своего отца колбаски кишкес и суп чолнт. Рахиль, его доченька.
93 
