Особенно,... 
135 
— У тебя нет власти заставить меня, — прорычал Калона.
«У нее нет, но у меня есть».
Бесплотные слова заструились вниз, на залитую кровью арену.
Я мгновенно узнала мелодичный голос Никс и огляделась по сторонам, ожидая ее увидеть. Но Калона заметил ее первым. Он смотрел куда-то за мое плечо с выражением, полностью изменившим его лицо. Мне потребовалась всего секунда, чтобы узнать его. Там, на земле, Калона часто смотрел на меня с вожделением, одержимостью и даже с тем, что он называл любовью. Но он, как всегда, ошибался. Калона никогда не любил меня.
Калона любил Никс.
Проследив за его взглядом, я обернулась и увидела Богиню, стоявшую возле тела Старка, положив руку ему на голову.
— Никс! — произнес Бессмертный срывающимся и неожиданно совсем юным голосом. — Моя Богиня!
Никс отвела глаза от тела Старка, но не взглянула на Калону. Она посмотрела на меня. А потом она улыбнулась, и я едва не рассмеялась от ликующей радости.
— Счастливо встретиться, Зои!
Я поклонилась ей, улыбаясь до ушей.
— Счастливо встретиться, Никс.
— Ты все сделала правильно, дочь моя. Теперь я снова горжусь тобой.
— Мне потребовалось на это слишком много времени, — виновато вздохнула я. — Прости меня.
Но взгляд Богини был исполнен неземной доброты.
— Зои Редберд, я могу сказать тебе только то, что говорю всем своим сильным и преданным дочерям — ты должна сама простить себя. Тебе не за что просить прощения у меня.
— А мне? — спросил Калона. — Ты когда-нибудь простишь меня?
И тут Богиня взглянула на него. Глаза ее были печальны, но губы остались тверды, и слова прозвучали холодно и безучастно:
— Если когда-нибудь ты станешь достоин прощения, то сможешь попросить о нем. Но не раньше.
Богиня убрала руку со лба Старка и щелкнула пальцами в сторону Калоны. В тот же миг клей-мор исчез из его груди. Порыв ветра утих, и тело Бессмертного безвольно соскользнуло со стены арены.
— Сейчас же ты уплатишь долг моей дочери, а затем вернешься в реальный мир к ожидающим тебя последствиям твоих деяний. И знай, мой павший Воин, что не только твоему телу, но и духу, запрещен вход в мое царство.
Сказав это, Никс повернулась спиной к Калоне и наклонилась над Старком. Она нежно поцеловала его окровавленные губы, а затем воздух вокруг нее всколыхнулся, замерцал — и Богиня исчезла.
Когда Калона встал на ноги, я инстинктивно шагнула назад, выставив вперед ладони, чтобы в случае необходимости вновь швырнуть в него воздухом. Но наши взгляды встретились, и я увидела, что Бессмертный беззвучно плачет.
— Я исполню все, что она приказала. Я всегда делал то, что она приказывала — за исключением одного-единственного раза.
Вместе мы подошли к телу Старка.
— Я возвращаю тебе последний вздох жизни. Вместе с ним ты вновь оживешь и примешь небольшую частицу моего бессмертия в уплату за человеческую жизнь, которую я забрал, — сказал Калона.
А затем он сделал нечто такое, от чего у меня отвисла челюсть — он наклонился над Старком и поцеловал его, как это только что сделала Никс.
Тело Старка вздрогнуло. Он захрипел и судорожно вздохнул.
Прежде чем я успела его остановить, Калона положил одну руку на плечо Старка, а другой с силой вырвал свое копье из его тела. С диким криком Старк рухнул на землю.
— Придурок несчастный! — завопила я, бросаясь к Старку и кладя его голову себе на колени.
Он тяжело дышал, со свистом втягивая в себя воздух, но все-таки дышал! Я зло посмотрела на Калону.
— Неудивительно, что она тебя не простила! Ты жестокий, бессердечный и совершенно испорченный!
— Держись от меня подальше, когда вернешься. Там не царство Никс, и Богиня не прибежит спасать тебя, — процедил Бессмертный.
— Чем дальше от тебя, тем лучше! — огрызнулась я.
Калона распахнул крылья, но перед тем как он поднялся в небо, липкие щупальца кромешной Тьмы заструились из стен арены и черной земли под его ногами. Калона стоял и смотрел на меня, а мерзкие черные змеи оплетали его тело, глубоко впиваясь в плоть.
Кусок за куском они кромсали его тело, покрывая его своей кишащей массой, пока Калона не превратился в столб клубящейся Тьмы, крови и горящих янтарных глаз. И тогда щупальца добрались до его глаз и впились в них. Я завизжала от ужаса, когда они вырвали из него что-то яркое и такое блестящее, что мне пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть.
135 
