59 
— Вот и я рядом с кузиной.
— Вот как. — Он встал, умышленно не предупредив ее. — Теперь, пожалуй, я готов.
Алина не знала, куда деть глаза, румянец пятнами выступил на ее щеках, но она все же принесла кувшин с чистой водой и, отвернувшись, подала Раулю, чтобы он окатился сам. Затем подняла перед собою согретую ткань, и он шагнул из корыта на пол.
Сейчас они были одни, и он не мог противиться искушению. Закутавшись в холстину, он нежно провел пальцем по горячей раскрасневшейся щеке девушки.
— Благодарю вас.
Она обернулась к нему. Глаза, и так большие, казались огромными.
— Я только исполнила долг…
— И исполнили его хорошо, хотя, знаю, вам это было нелегко. Надеюсь, я не обидел вас?
— Нет, что вы…
— Я рад.
Любопытно, долго ли еще он сможет удерживать ее своими чарами.
— Должно быть, я кажусь вам слишком большим. Ваш отец невысок.
Ее взгляд остановился на его широкой груди; невеличке Алине проще было смотреть вперед, чем вверх. Это спасло ее: она точно стряхнула оцепенение и принялась торопливо собирать раскиданные по полу вещи.
— Мужчина есть мужчина, большой или маленький — неважно.
— Увы. А я так горжусь своими внушительными размерами…
Она резко обернулась и воззрилась на него. Значит, малышка Алина была не так уж наивна.
— Вообще-то, — вкрадчиво продолжал он, вытирая ноги, — воину лучше быть большим и сильным.
Алина опять зачарованно смотрела на его тело, как кpолик смотрит на собаку, что вот-вот загрызет его, и Payлю вдруг стало совестно.
— Леди Алина, смею ли я просить вас еще об одном одолжении? В седельной сумке у меня есть одежда, которая несколько чище той, что я снял…
— Да, конечно. — И она выбежала из комнаты с peзвостью кролика, счастливо спасшегося от уже настигавших его острых клыков.
Сбросив на пол свое целомудренное одеяние, Рауль подошел к окну. Со двора доносился какой-то шум. Он стоял и думал, что только совершенный вертопрах мог так дразнить даму, особенно такую юную и готовящуюся стать Христовой невестой. Правда, в последнем он сомневался, и все же…
За окном послышался стук копыт, но Рауль не мог видеть двора, а потому продолжал лениво размышлять, что сказала бы Алина, узнав, что его семья не чужда торговых дел…
Но тут она ворвалась в комнату.
— Фортред приехал!
И беспомощно воззрилась на его неприкрытую наготу.
Рауль не мог дотянуться до своего покрывала, но вовсе не собирался прикрываться ладошками, как нервный юнец.
Алина застыла на пороге, приоткрыв рот, изучая его тело дюйм за дюймом, точно читала захватывающую книгу Тело Рауля начинало отвечать на ее пристальный взгляд.
Рауль подошел к девушке, взял ее за плечи, повернул к себе спиною и подтолкнул к двери.
— Тогда мне нужно во что-то одеться. Галеран знает?
— Отец пошел сказать ему… им. Что нам теперь делать?
— Если вы не принесете мне одежду, я вынужден буду выйти в зал нагишом, что вызовет некоторое замешательство.
Он снова легонько подтолкнул Алину к двери, и она выбежала с нервным смешком.
Галеран выслушал подробный рассказ Джеанны о ее встрече с братом Фортредом, и они принялись думать, как теперь действовать. Но, увы, ни одно из великого множества решений не годилось. Нельзя было смертельно оскорбить Церковь в лице ее смиренного служителя Ранульфа Фламбара.
Галерану некогда было снять доспехи, некогда было даже умыться, и, когда Губерт пришел сказать, что брат Фортред уже приехал, ему ничего не оставалось, как выйти в зал, сознавая, что он грязен, нечесан и от него пахнет кровью.
Хотя, пожалуй, это было к лучшему.
Губерт опасливо посмотрел на Галерана.
— Галеран, мне очень не хотелось бы, чтобы в моем доме был обижен служитель Христа.
Галеран не считал, что архиепископ Фламбар заслуживает такого титула, но ему известна была набожность Губерта.
— До этого не дойдет, с божией помощью, — ответил он, подошел к высоким дверям и увидел, как во двор въезжают на мулах трое монахов с выбритыми макушками и следом за ними — пятеро внушительного вида стражников.
Галеран с сожалением подумал, что Губерту следовало бы проявить осторожность и, по примеру Джеанны, не впускать в замок солдат, но, увы, хозяин Берстока питал слишком большое уважение к слугам бога.
Все монахи были в простых, грубых рясах, но у Галерана не было сомнений, что по крайней мере один из них — человек не простой. Он явно знал себе цену, и его гладкое лицо свидетельствовало о бесспорном уме.
59 
