— Я никогда не оскорблю тебя лживыми обещаниями. Никогда не посулю несбыточного. Я исполню то, что в моей воле и власти.
Она была бледна как призрак. От девчонки, которую два года назад он повстречал у фонтана, в ней не осталось ничего. Он вспомнил, как она откидывала с лица мокрые кудри, как улыбалась своему непрошеному заступнику. Откровенность души — вот что отличало ее от других знакомых ему женщин.
Но сейчас она ничем не напоминала девушку, которую он полюбил в тот праздничный день. Да, влюбился, хоть и скрывал это от самого себя вплоть до этого часа по причинам, о которых только что напрочь забыл.
"Пресвятая Матерь, открой ей глаза, пусть увидит, как я стараюсь”.
Эйха, он согласен. Будь что будет. Если нельзя получить все, он согласен на малое.
— Марриа до'Фантоме, — отчетливо сказал он. На ее лицо вернулась краска. Серые глаза стали огромны, потемнели от изумления.
— “Теневая женитьба”? На мне? — В голосе сквозило недоверие. — На мне?
— Почти настоящая, насколько это возможно. “Теневая” — это всего лишь слово. Будет все, кроме священных клятв перед Премио Санкто и Премиа Санктой…
— И перед твоим отцом, и матерью, и тайра-виртской знатью. — Она вздохнула, закрыла глаза, высвободила руку. — Они этого ни за что не допустят.
— Кто? — удивился он. — Мой отец? Мать? Екклезия? Эйха, так ведь они не узнают…
— Моя семья, — с горечью произнесла она. — Вьехос Фратос, те, кто правит родом Грихальва.
Он исторг из себя грязную площадную брань.
Сааведра открыла глаза — огромные, серые, сверкающие на безупречно красивом, с изящными скулами лице, — и печально улыбнулась.
— Ты служишь до'Веррада. Я служу Грихальва. Он поморщился словно от боли.
— Чем же я так плох для них? Блеснули слезы.
— Алехандро, по-моему, ты очень даже хорош. Но семья ждет от меня только здоровых, одаренных детей, которые вырастут и тоже родят детей. Видишь ли, у нас на счету каждая женщина… Меня не отпустят.
Он отстранился, встал, упругой кошачьей поступью обошел маленький уютный солярий. При этом тесак щелкал о ножны, каблуки стучали: звонко — по голым плитам, глухо — по ярким коврам, прокладывая в ворсе неровные борозды. Наконец он остановился, повернулся и увидел на ее лице правду — холодную и страшную как острие меча. Сааведра боялась его потерять, но была непреклонна.
"Пресвятая Матерь… Как тяжело видеть ее боль, но все-таки на душе легче от того, что она неравнодушна. Она меня не потеряет. А я не потеряю ее”.
— Что ж, будем заключать сделки, — решительно сказал он. — Отец — с Пракансой, я — с родом Грихальва. — Он пожал широкими плечами. — В торговле ключ к успеху — умение предлагать то, о чем мечтает другая сторона. Взамен она готова отдать все, чего только ни попросишь.
Сааведра покачала головой; сияние свечи придавало ее волосам синеватый отлив.
— Что ты можешь нам предложить? Мы не правители.., не герцоги и не наследники. У нас хороший, уважаемый промысел, да и кормит худо-бедно…
— Художники, — кивнул он. — Превосходные, выдающиеся мастера. Даже женщины — это подтвердил мой отец, решив подарить королю Пракансы твою работу.
Увидев изумление на ее лице, он улыбнулся. Видимо, сама она так не думала.
— Так чего же больше всего на свете хотят художники из рода Грихальва?
И тут она поняла, к чему он клонит. Объяснений не требовалось, В глазах вспыхнула радость, на щеках заиграл румянец. Не медля ни секунды, она сказала:
— Сарио.
Алехандро ухмыльнулся. Рассмеялся. Схватил ее, стащил с кресла, обнял, сделал несколько па модного танца, с наслаждением вслушиваясь в ее возгласы, восторженный смех, глазами, ушами, порами кожи впитывая ее радость.
— Сарио, — сказал он. Более ничего не требовалось.
Глава 19
Сааведра стояла перед отворенной дверью в тесную комнатушку, столько лет служившую ей ателиерро. Здесь она усваивала знания, развивала воображение, вдохновлялась. Здесь она училась и служила семье. Здесь прошла почти вся ее жизнь.
Пустая комната.., эйха, не совсем. Остались кровать, верстачок у окна, таз, кувшин, ночной горшок за ширмой. Это имущество семьи, оно достанется тому, кто поселится в этой комнате. А у Сааведры будут другие вещи. Получше, покрасивее, но все же недостаточно роскошные для такой знатной, влиятельной дамы. Зато жилье теперь что надо — просторные комнаты, высоченные потолки, окна пропускают сколько угодно света. Наверное, кое-кто считает это расточительством, ведь ей никогда не стать иллюстратором — но возражать не посмеет. Все понимают, что расположение наследника, ее покровителя, превыше всего. Впервые за три поколения Грихальва одна из них “держит за ухо” до'Верраду.