Особенно,... 
131 
Тучные луга и леса стлались вокруг, вепри и олени непуганые паслись на полянах, совсем не боясь человека, озеро кипело рыбой и птицей; богатая земля наполнена гулом пчелиным и пением райским неугомонных птах. Солнце вставало и садилось, грозы гремели и лили парные дожди, кельюшка возрастала среди лесов и крышу обрела; и вот принес монах завернутую в холстину большую икону и утвердил ее в углу, сняв покрова самотканые. Когда затлела под нею свеча, глянули на изумленного Никитушку с иконы два знакомых лица из той монастырской жизни… Очень схожий с Васенькой мальчик был на руках похожей на его мамушку женщины, подобно той, что явилась на поляну к Илию и напугала Никитушку светом своим и голосом певуче-неземным…
Зеленый шум и трепет листьев слышался Никитушке над кельей… А снег земной все шел и шел, засыпая холм смородиновый и теплую берложку под ним. Нежно шелестели снежинки, боясь разбудить спящего зверя-отрока, зверя-сироту малого, убаюканного снами вещими времен прошлых. Колыбелили песни вьюги над ним, хрустели и щелкали трели морозов в лесах, лед на озере гулко кололся и всхряскивал… а Никитушка всхрапывал… По лесам горним вскакивал, помогал все укладывать бревна в стены охранные, привечал новых странников, храм первейший закладывал, лепоту в нем угадывал и молитвенным пением сердце гулкое радовал… лето красное-теплое, в небе плавают соколы, в дебрях совы глазастые, в реках рыбы пузастые, солнца брызги лучистые в водах озера чистого, медом ветры набрякшие… во трудах тяжких братия, келий стенушки светятся, гряды с сочною репою, гряды с зеленью сладкою и овсы взросли ладные… Вдруг все замерло-ахнуло, новый звук от холма пошел, колокольный-молитвенный, монастырь уже стоит на нем, от холма тропки долгие, за лесами, за долами, за морями и реками — крепость русская светлая. Крепость духа народного, первозданно-природная, недоступная ворогу, недолетная ворону. Тут творится великое — собирается Русь крепчать, ворог станет стонать-кричать, пред святыми пред ликами, потеряет враг силушку, вопадет во кручинушку, не поймет силу Божию старцев вида убогого… Для чего церкви строятся — сила русских удвоится, род сольется в единый путь, разорвет крепи рабских пут, и гардарики выстроят и в боях смертных выстоят… ничего на Руси не зря — от часовни до монастыря…
Две медведицы пасутся над Никитушкой у безбрежной белой реки… Привольно и просторно пастбище их светлое, бездонна млечная река, неведомы истоки ее, и устье вливается в еще более необозримый океан. Шевелится и мерцает ток вечности вод ясных, тих бег их и благостен сквозь тьму и хлад, неиссякаем поток полноводный, неподвластен времени и велик пространством, непредсказуема мощь его славная…
Зрит Большая Медведица Малую, а не могут сойтись они вместе, столь обширны звездные луга их великие, столь непомерны расстояния… Две медведицы каящую ночь видимы с голубой горошины, стремглав летящей в коловерти движения вокруг клубка огненного…
Сияет белая река млечным током звездушек, бредут и бредут медведицы по ее темным берегам без устали и страха, бессмертны они и велики значением своим волшебным для мига жизни людей на земле далекой. Каждый человек приходит красной рекой, а уходит белой, рекой бессмертия духа и святости, и возлетают души их к Большой Медведице, откуда, по преданию древнему, явились белые русичи, посланниками Великого Белого Старца, там и высится престол Творца их создавшего… Течет река вечности, белая млечная вода миров иных загадочных уж недоступных ветру солнечному галактики малой. Мерцают звезды мудрые, высоки их зениты, ясны их зеницы — взоры прабаб и прадедов, восторгом жизни и страхом греха смиряют людскую гордынь на песчинке-земле, объятой воздухом… Жить бы миром им миг свой малый, но очарованы бесами и в крови прокляты они существовать, истребляя друг друга, неведомо зачем…
* * *
Крестный ход вокруг осажденного Ленинграда. Уверенно вышел из Владимирского собора мальчик лет пяти с толстой горящей свечой в вытянутых руках. Глаза его были устремлены на этот негасимый огонь и путь пред собою. За ним ступал согбенный старец в монашеском одеянии, и следом бережно несли икону Казанской Божией Матери, Великую Спасительницу и хранительницу России. Полоскались на ветру хоругви, несомые священниками, большой золоченый крест возносился, крепко зажатый в руках рослого воина с лицом, словно вырубленным из дубового полена. Мошняков нес крест осторожно и смело, не обращая внимания на недоуменные возгласы со всех сторон:
131 
