— Я тоже ручаюсь, — поддержал Игнатий, — знаю Егорку давно, наш парень. Мы с ним ишо не один ключик золотой сыщем. Слово даю, это — наш человек.
— Гм-м… Вы же знаете, что, без документов мы уже людей не берём и отсылаем в жилуху в течение двадцати четырёх часов. Нужна особая проверка, чтобы на месте дать документы.
— Есть проверка, вот она, — Парфёнов достал из кармана серебряные часы и щёлкнул крышкой, — читай, Палыч, что там нацарапано.
Якушев пододвинулся к окну и вслух прочитал:
— «Товарищу Быкову Егору Михеевичу за выполнение особого задания ОГПУ», — недоумённо посмотрел на сидящего парня. — Что за особое задание?
— Это нам, Палыч, знать не надо, — вступился Парфёнов. — За него пущай Горячев разузнает в Зее у тамошнего начальника Балахина и справит документы. Говорю наш, знать, наш.
Проверил на своей шкуре, он меня от смерти спас. Разреши, товарищ Быков, от имени всех присутствующих и по поручению Балахина поздравить тебя с высоким доверием и вручить часы.
— Спасибо, — еле вымолвил Егор. Всё было, как во сне, настолько нереально, что он смутился.
Горько колыхнулась в памяти Марико, это её презент он получил, её награду за сожжённое ею гнездо агентуры.
— Спасибо, т-товарищи, — выдавил непривычное слово, — все силы отдам, чтобы не подвести вас, и буду работать не покладая рук.
Егор понимал, что ему невероятно повезло: теперь все сомнения и страхи отметены, прошлого не существует. Часы тикали в его сжатом кулаке, ведя отсчёт новой жизни.
Игнатий довольно похмыкивал в бороду, от Якушева потащил Егора к себе домой. Приискатель срубил небольшую избёнку на окраине посёлка и теперь задорно прихрамывал впереди Быкова, размахивая руками и вещая тому о своей устоявшейся жизни.
— Лукерья моя, ясно дело, в избе проживать не могёт, шляется со своими невесть в каких тайгах, зимой обещается прикатить. Родила второго мальца, теперь я богатый.
Игнатий жил не один. Около окошка чеботарил какой-то худоликий парень, встретивший вошедших робкой улыбкой.
— Вот, Егор, принимай в друзья Кольку Коркунова. Прошлой зимой в тайге его нашёл чудом, отходил. Видать, желудок попортил, всё никак не оклемается. Наловчился сапожному рукомеслу, ничё-о, выходится.
Егор подал руку и приветливо обнял паренька.
— Откуда будешь?
— Зейские мы оба, — ответил за Кольку Парфёнов, — с отцом ево крепко дружковали, хаты наши через улицу стоят. Беда с земляком вышла. Они ить чё удумали? Зима пристигла, так один уголовный хмырь решился людей изводить на прокорм.
Мы вовремя подоспели, отпоили живых мясным отваром, вывели на прииск. Беда-а… Ладно поминать горе, давайте вечерять и чаи гонять. Завтра с тобой, Егор, двинем на одну речку, в прошлом годе там якут нащупал россыпь.
Артельку я уже приспособил бить разведочные шурфы. Ежель откроется верное золото, надо добывать спешно. Слыхал, как дело обстоит? Позарез нужно выполнить энтот большущий план, чтобы в нас веру правительство не стеряло.
Позарез надо дать! Вот и дожил я до светлых времён, как лет на двадцать помолодел, прям из нутра рвётся желание действо творить, бегать по тайге и выворачивать её наизнанку для обчей нужды. Худо вот, ногу попортил.
— Игнатий, а где часы-то эти добыл? — спросил Егор.
— Дак приезжал намедни ваш друг, велел тебе эту награду отдать, коли объявишься. Он уже знал о гибели Кацумато, письмо на твоё имя забрал у Мартыныча от твоей зазнобы-японки и ещё раз убедился, что крышка вышла осиному гнезду. А где она, девка-то?
— Утопла, Игнатий, — вздохнул Егор, — Фомин порог принял её. Ночью гнала по незнакомой реке, только плот и нашёл.
— Жалко, — погрустнел Игнатий, — верно, была добрая баба, коль на такие ужасти решилась.
— Жалко — не то слово, Игнат… — помрачнел Егор. — Часовенку поставил рядком с тремя братьями. Как она сумела Мартыныча обдурить и сговорила плот дать, вот диво. Как с Кацумато справилась? У него там всё было ухоронено под семью замками, однако, сделала она дело.
— Бабы, они, брат, гораздо умнее нас и настырней. Хоть мы это не желаем признавать и глумимся над ими. Если любит, ради свово милого сквозь гору пройдёт, ни огонь её не страшит, ни вода кипучая. Это ить надо, по тем порогам не всякий мужик решится плыть, а она пошла. Вот отчаюга!
— Я жениться на ней собирался, а оно — вон, как обернулась. Что поделаешь, перед смертью человек бессилен, — закручинился Егор.